– А ваша дочь?

– Что за странные вопросы, магистр? – как-то не слишком искренне возмутилась матушка. – Если ритуал Распечатывания Дара завершен, то, полагаю, мы можем быть свободны?

– Да, конечно.  – мужчина окинул матушку холодным цепким взглядом. – До встречи, мистрис инг Сельтон.

Горбун отдал нам с матушкой один на двоих поклон, развернулся и ушел в сумрак обсерватории. 

– Поспешим же к батюшке, Нель. Он тоже с нетерпением ждет известий! – поторопила меня мама, и я, уцепив ее под локоть, послушно зашагала рядом, время от времени искоса поглядывая на взволнованную и задумчивую мать. 

Что-то мне подсказывало: вопросы горбуна заставили матушку забеспокоиться, и сейчас она пыталась прийти к какому-то решению. За шестнадцать лет жизни у меня ни разу не возникало ощущения, что со мной и моей судьбой может быть связана какая-то тайна, но теперь я вновь насторожилась: неужто и впрямь все эти годы родители что-то от меня скрывали?

3. 3. Тайна рождения

Отец завидел нас с матушкой издалека, махнул нам приветственно рукой и вернулся к разговору с покупателем. К тому моменту, как мы оказались рядом, он как раз закончил торговаться, принял оплату и попрощался с довольным горожанином, который приобрел у нас трехлитровый бочонок меда и несколько квадратов медовых сот. 

– Вижу, дочка, у тебя новый амулет, – обернулся ко мне батюшка. – Значит, Дар твой проявился, и судьба на ближайшие годы определилась…

– Да, отец.  Мне сказали, что у меня сильный Дар, и что к концу месяца меня ждёт КоШМаР. 

– Что ж, сильный Дар – это милость Триединого и пропуск в элиту магического сообщества, – попытался подбодрить меня батюшка, а сам бросил на матушку вопросительный взгляд.

– Вечером обо всем поговорим, – решительно мотнула головой она.

– Значит, вечером, – согласился отец. 

– О чем поговорим? – не выдержала я.

– О тебе, дочка. О том, как тебе добираться до академии, как жить дальше… – отводя в сторону затуманенный взгляд, пояснила мама. 

Я поняла, что больше я из родителей ни слова не вытяну, пока не настанет назначенный час, и смирилась. Ждать-то не так уж и долго осталось.

До вечера мы с родителями стояли за прилавком в медовом ряду. Товар разбирали хорошо. К концу дня стало ясно, что уже завтра наши запасы разойдутся окончательно, и у нас появится еще пара-тройка свободных дней, чтобы погулять по ярмарке, посмотреть представления клоунов, развлекавших публику в цирковом балагане, прикупить необходимых в хозяйстве мелочей. 

Как только поток покупателей стал редеть, отец свернул продажи и дал команду отправляться на постоялый двор: ужинать и вести важные разговоры. 

Аппетит у меня от волнения пропал, да и родителям, хоть они и пытались делать вид, что ничего особенного не произошло, кусок в горло не лез.

– Ну, ладно. Перед сном почаевничаем, – наблюдая, как я размазываю по тарелке мясную подливу, сдался батюшка. – Идемте наверх, в номер. Там говорить будем.

Мы с матушкой тут же отодвинули тарелки и отправились вслед за ним. 

На знакомом постоялом дворе за нами в ярмарочные дни всегда был закреплен самый просторный номер с гостиной и двумя спальнями: моей и родительской. 

В гостиной мы и уселись. Точнее, уселись я и матушка, а отец отошел к окну и встал к нему боком, искоса поглядывая на нас. 

– Так что ты хотела мне сообщить, мама? О чем говорить будем? – поторопила я.

Мне не нравилось, что родители выглядят озабоченными и будто бы даже испуганными.

– Орнелла, дочка… Мы со Стефианом должны тебе кое в чем признаться. Раз уж Триединый наделил тебя большим Даром – значит, рано или поздно ты все равно узнаешь…