Вот-вот, в любой момент сама судьба бы заявилась в кабинетик и сказала:

— Лизонька, уж не думали ли вы, что этот дар небес будет с вами вечность? Прощайтесь-прощайтесь, пора работать.

Судьба, как правило, говорила голосом Оксаны…

Я так и не спросила, почему Иван не с ней, сочла это некультурным и грубым, но интересно было до жути.

Мы, конечно, не делали чего-то плохого. Я сидела в своём большом кожаном офисном кресле, закинув ноги на подлокотник дивана, а Иван на этом диване полулежал, подсунув под спину подушку.

Мы были настолько друг от друга далеки, что я еле-еле могла учуять запах его шампуня, который до того настырно лез в ноздри. Зато густая, как смородиновое варенье, энергетика Ивана была очевидна и ощутима. Я не могла не бросать на него краткие взгляды раз в пару минут, это и правда будто иметь «магнитик», как он выразился про эту комнату.

Спустя какое-то время, я поняла, что либо меня подловили на этом «воровстве», либо Иван занимался тем же самым, потому что взгляды наши всё-таки встретились.

Я прикусила щёку, опустила взгляд, но:

— Не надо, — с улыбкой произнёс он. — Не сдерживайтесь, если хотите улыбнуться.

И я рассмеялась то ли от того, как это глупо, то ли из-за защитной реакции организма на смущение.

— Я слишком прямолинеен? — спросил он. — Простите, давно не… оказывался в таких ситуациях. И искренне постараюсь вас не смущать. Можете давать мне по одному наказанию всякий раз, как я нарушу это обещание.

От такой долгой речи, произнесённой столь тихо и трепетно, будто мы имеем дело с диким испуганным животным, я совсем расклеилась. Даже прижала к пылающим щекам руки, а потом спряталась за книгой, подняв её повыше.

Я сидела за своей ширмой, а строчки расплывались перед глазами. Ни слова не смогла уяснить!

Тук-тук!

По обложке моей книжки постучали. Я опустила свой экземпляр и увидела улыбающегося Ивана. Он сидел на диване, скрестив ноги по-турецки и отложив роман.

— Я не могу сосредоточиться на тексте, — просто сказал он. — Может, на сегодня хватит?

— И что же тогда? — я спросила скорее, чем подумала.

К себе иди, тупица. Неужто не ясно?

Но стоило мне встать с кресла с самым невозмутимым видом, как Иван изменился в лице.

— Вы уже уходите? — спросил он.

Улыбка, которая до этого момента так удивительно меняла его лицо, превращая в совсем юное и прекрасное, уступила место растерянности.

Он будто боялся, что я уйду, но и навязчивым быть не хотел.

Или это игра моего воображения?

— Простите, но мы же… прекращаем читать, и я… я подумала, — голос дал слабину, а я в нерешительности упала рядом с Иваном на диван.

— Но я вас не прогонял. Мы не допили. И вы ещё не рассказали мне о себе.

— Мне нечего рассказывать. Моя жизнь до безобразия заурядна. Я никогда и нигде не была, даже в ближайшем зарубежье. Не отдыхала никогда в Сочи или Анапе, не видела моря. У меня нет крутой профессии, обещающей безбедный фриланс на Бали. Я даже не умею говорить на бизнес-слэнге и клянусь… не знаю, что значит «профокапить». Что это значит?

— Это значит «провалиться», — улыбнулся Иван и, протянув руку, заправил мне за ухо прядь волос самым ужасным, клишированным и интимным жестом на свете.

Сам он при этом чуть нахмурился, и в то же время на губах снова появилась трогательная улыбка.

Я затаила дыхание… Не в шутку! Резко втянула полные лёгкие воздуха и больше не выдыхала. Вокруг нас надувался большой мерцающий мыльный пузырь. По его поверхности ходили цветные круги, как будто расплывающаяся по воде нефть. Он был глухим и скрывал под плотным панцирем.