Их голоса в маленьком убежище, вокруг которого расстилалась ночь, звучали глухо и почти неслышно.

— Не бурчите, — прошептала она укоризненно и затихла. Но не заснула — и Тротт, скривившись, коснулся ее руки и сказал:

— Это сложно, Алина. Но не невозможно. Мы не должны были дойти даже до холмов — но мы дошли и прошли их. Надеюсь, удача и дальше будет нам сопутствовать, а я сделаю все, чтобы вы вернулись на Туру.

Ее пальцы в его ладони дрогнули.

— Как хорошо, что вы есть. — Она тяжело вздохнула, явно заставляя себя расслабиться, и нарочито бодро поинтересовалась: — А вы возьмете меня на стажировку, когда мы вернемся?

— Возьму, Алина.

— И в лабораторию свою пустите?

— Конечно.

Она хмыкнула.

— Вы сейчас все что угодно пообещаете, да?

— Да, — принцесса не видела его мимолетной улыбки.

— Я подумаю, что у вас попросить, — пробормотала она довольно. — Потом. Обязательно что-нибудь придумаю.

На следующий день она снова была собой — любознательной и бодрой Богуславской. Только глаза оставались взрослыми — так бывает у побитых жизнью подростков и у бродячих собак. Но иномирянские слова повторяла бойко и опять сыпала вопросами.

— Неужели все здесь говорят на одном языке? — удивлялась принцесса. — У нас на одном материке несколько десятков языков и диалектов, а здесь — один?

— Это империя, — объяснил Макс. — Которая существует очень давно. Поэтому есть умирающие местные языки и есть общий, на котором в основном и говорят. Свою роль сыграло и постоянное подтопление материка. Каждый год многие поселения снимаются со своих мест и идут в центр, а там языки перемешиваются, ассимилируются.

У принцессы оказалась превосходная память, и сейчас, спустя три недели, она уже худо-бедно могла изъясняться на языке Лортаха. Иногда Макс требовал разговаривать с ним и отвечать ему только на лорташском, и Богуславская очень забавно воспринимала это как вызов — она упорно пыталась объясниться даже в то время, когда ее словарь состоял из пары-тройки сотен слов. Впрочем, она любила вызовы, это он заметил.

В округе было спокойно. Сейчас они пробирались по чаще, где старые папоротники росли так кучно, что охонгу было не пройти. Но здесь отсутствовали источники воды — к ближайшей речушке беглецы должны были выйти завтра к вечеру, а пока приходилось экономить то, что есть во флягах, и обходиться без умываний.

Наступила темнота, на листьях папоротников замерцал отблеск первой поднимающейся луны. Принцесса шла молча, сосредоточенно, почти не пыхтя, — теперь они двигались еще пару часов после наступления темноты, чтобы оторваться от преследователей. Она, конечно, устала и, когда думала, что он не видит, терла глаза и тихонько вздыхала. Но после того как Макс скомандовал: «Привал», — уселась на землю, вытерла лицо влажной тряпочкой — воды во флягах оставалось чуть больше половины, — немного отдохнула и без напоминания тяжело поднялась на ноги. Заниматься.

Одновременно с изучением языка Тротт начал учить ее бою с ножом. Оружие принцесса держала неправильно, как бить — не понимала, училась с трудом и долго не могла себя заставить замахнуться на наставника. Она ранилась о лезвие, роняла острый нож на ноги, с ужасом отбрасывала его, если нечаянно царапала Макса, и отчаянно злилась оттого, что у нее не получается. Вот и сейчас: стоит, сжав рукоятку слишком далеко от лезвия и чересчур высоко подняв руку, — из такого положения не вгонишь оружие под ребра или в живот, а сил пробить ребра у нее точно не хватит.

— Ниже руку, Богуславская. Согнитесь немного, как я учил. Вот так. А теперь бейте. Бейте, а не тыкайте хаотично и не жмурьтесь! От того, что вы закроете глаза, противник не исчезнет!