Со вторым, Эдуардом, было сложнее. Парень был агрессивно настроен и на слабеньких остатках своей силы пытался выстроить щит.

— Не тратьте силы зря, — предупредил его Тротт терпеливо, — я все равно сломаю, и будет хуже. Дольше придется восстанавливаться.

— Да какая теперь разница, — угрюмо пробурчал семикурсник. — Лучше уж сразу убейте.

Он настороженно наблюдал за профессором — как тот протирает руки салфетками, подходит к нему. Из-за толстого стекла камеры их видели следователи, и ощущение лишних взглядов Макса дико раздражало.

— Разница, — пояснил профессор ледяным тоном, — в том, проживете вы остаток жизни ничего не соображающим идиотом или полным сил мужчиной. Жизнь при монастыре не так плоха, в будущем вы получите свободу передвижения.

— Да как вы не понимаете!!! — крикнул студент зло. — Я хотел быть магом! Я же не виноват, что это сильнее меня! Никто не может справиться, и я не смог!

— Молодой человек, — резко сказал Макс, — во всем, что с нами происходит, виноваты мы сами. Главное — воля. Прекращайте представление; сочувствия от меня вы не дождетесь. Снимайте щит и ложитесь. Штатный психолог в управлении есть, я же здесь совсем для другого.

Сидящий на койке парень упрямо укреплял щит дополнительными плетениями, и Тротт вздохнул, потянул за одну нить — защита тут же посыпалась. Упрямец побледнел, часто задышал — профессор, более не церемонясь, устанавливал ментальный контакт. Тут же ощутил потянувшиеся к нему темные щупальца — и резко ударил по ним. Для нападавшего это прозвучало гулким предупреждающим рычанием, и глаза его, уже мутные, изумленно раскрылись.

— Зачем… почему вы делаете это? — прошептал он с недоверием. — Вы же?..

— Спать, — ровно приказал Тротт, и излишне болтливый темный свалился на койку. А инляндец, морщась, начал распутывать блок. Надо было еще просмотреть память и подчистить последний разговор. И любые воспоминания о Нижнем мире, если они есть.

Но их не было, и измученный лорд Тротт только нелюбезно кивнул на благодарности Тандаджи, из последних сил открыл Зеркало и ушел в свой дом с разбитыми стеклами — восстанавливаться.

Голова никак не переставала кружиться, и он потянулся к шкафчику, привычно уже нащупал усилитель, набрал темно-оранжевую жидкость в шприц и вколол себе в плечо. Тут же полегчало; Макс выпил воды, взглянул на часы — время еще было — и открыл Зеркало в Королевский лазарет Иоаннесбурга.

Дежурная сестра смерила Тротта настороженным взглядом. Инляндец сухо поздоровался и попросил разрешения навестить пациентку Светлану Никольскую.

— У нее посетители, — сообщила сестра, выдавая Максу халат и бахилы. — Подождете или сейчас зайдете?

— Сейчас, — ответил он с недовольством, наклоняясь и натягивая бахилы. В лаборатории снова кипела работа, и у него было ровно двадцать минут. — Мне только просканировать ее.

— Вообще у нас не разрешено, — с сомнением сказала пожилая женщина, — у нас свои виталисты.

— У меня особый случай, — с невероятным терпением пояснил Тротт, накидывая халат на плечи. — Есть согласие наблюдающего врача. Посмотрите в карте пациентки.

Еще минут пять он стоял у стойки — медсестра искала карту, в карте — предписание, — и думал о том, что в следующий раз просто телепортируется напрямую в палату глухой ночью и не будет терять времени.

Женщина наконец прочитала предписание — Тротту казалось, что она чуть ли не по буквам читает, — и соизволила поднять глаза.

— Извините, профессор. Проводить вас?

— Не стоит, — сказал он мрачно. Двигается она наверняка тоже по-черепашьи.