— Конечно, благодарю вас, сестра моя, — ровно и с признательностью ответила королева. К ней и принцу-консорту уже спешили слуги, чтобы забрать сопящие подарки в детскую, и Василина глядела на только что покаявшегося виконта как-то задумчиво. И оценивающе. Чуть ли не качая головой.
— Что за представление вы устроили? — приятно и любезно улыбаясь, очень тихо и зло спросила принцесса Марина, подходя к Люку. И потянулась к его груди, сжимая в пальцах орден — красного сокола на блестящем кресте цветка шиповника.
— Я очень виноват перед вами, — сказал Кембритч едва слышно, выражая на лице соответствующую моменту торжественность и смирение. Присутствующие в зале молчали, получив впечатлений на неделю вперед. А он чуть-чуть, совсем незаметно, качнулся вперед, к светлой макушке, стараясь дышать так же ровно и спокойно.
— Да, — негромко ответила Марина с той же любезной улыбкой и нажала чуть сильнее — «гвоздик» ордена никак не хотел проходить через плотную ткань графитово-серого костюма. Острие вдруг поддалось и укололо его через рубашку — прямо напротив сердца.
— Вы простите меня? — Люк даже не вздрогнул, оставшись для наблюдателей благодарным и почтительным.
— Да, — почти неслышно, одними губами повторила принцесса, не поднимая взгляда от своих рук.
Она справилась наконец с закручиванием фиксатора, закрывшего острие «шляпкой», отступила.
— Поздравляю вас, виконт.
— Благодарю за доброту, ваше высочество, — хрипло произнес Люк, глядя в светлые голубые глаза с дрогнувшими и чуть расширившимися зрачками. Поклонился и пошел к своему месту.
Закончилась официальная часть церемонии, снова зажурчала музыка, гостей пригласили к столам, попросив чувствовать себя свободно. Слуги быстро убрали кресла к стенам, отдернули тяжелые занавески, открыв большие окна и выход на веранду — для тех, кто захочет курить. Официанты предлагали несколько скованным поначалу награжденным напитки и закуски, и через некоторое время в зале зазвучала громкая речь, стало теплее и комфортнее. Гости общались, выпивали, а королева, сопровождаемая мужем и принцессой Мариной, подходила то к одной группе, то к другой, задавала вопросы: о службе — гвардейцам и сотрудникам Управления; о том, можно ли чем-то еще помочь, — родителям погибших, слушала о жизни сыновей, не выказывая нетерпения или неудовольствия, принимала благодарности за участие и утешала.
Байдек некоторое время следовал за ней, затем задержался у группы гвардейцев, поприветствовавших своего капитана, и заговорил с ними на равных, без командирских интонаций. Но служивые все равно подтягивались и выправлялись — церемония церемонией, а рефлексы никуда не денешь.
То тут, то там по залу вспыхивали любопытные разговоры, и, если бы нашелся способный услышать их все, он бы открыл для себя много нового и интересного.
— И этому человеку я объяснял про дурные импровизации, — задумчиво протянул Тандаджи, стоя рядом с Люком у широкого окна и любуясь подсвеченными фонарями черными деревьями с голыми тонкими ветками. Говорил Майло очень спокойно, но Кембритч глотнул коньяка и поморщился: за столько лет он прекрасно научился понимать, когда тидусс недоволен. — Предполагалось, что ты просто вручишь псов, нет?
— Я так сказал, да, — подтвердил Люк, опуская руку в карман и нащупывая пачку сигарет. — Иначе ты запер бы меня в карцере.
— Это было бы неплохим решением, — одобрительно кивнул головой начальник разведуправления. — Итак, на чью жалость ты давил сегодня?
— Мы оба знаем, что я тогда переиграл, Майло, — серьезно и сипло возразил Кембритч. — Увлекся. Такие оскорбления не прощаются… и королева действительно очень добра.