Трумер вел их по площади к разбитым магазинам, на них глазели солдаты и пленные. Пленный генерал спокойно, размашисто шагал рядом с Люком. Лишь иногда тянул на себя руку, словно проверяя крепость цепочки.

Дармоншир в очередную попытку посмотрел на него, наткнувшись на задумчивый и слегка насмешливый взгляд. Приподнял брови, приглашая говорить. Он ничуть не обманывался видимой покорностью пленника и каждую секунду был готов к нападению.

– На что ты надеяться, колдун? – не стал молчать Ренх-сат. Из-за ветра ему пришлось повысить голос, за его усмешкой скрывалась ярость. – Наши боги не отдавать своих жертвы.

– Тогда молись им, чтобы они согласились обменять жертву на тебя, – ответил Люк громко.

Вражеский генерал хмыкнул.

– Ты совсем не понимать нас, – проговорил он сквозь смех. – Они, скорее, убить меня, и в наказание, и чтобы у тебя не быть возможность что-то требовать. Нет, они разом убить нас обоих.

– Хорошим же ты служишь богам, – едко заметил Люк.

– Я служить силе, – проговорил Ренх-сат со спокойной уверенностью в своей правоте. – Сила – единственное, что править мирами. Пока ты сильный, у тебя есть власть. Ты быть сильнее. Ты победить. Ничего нет важнее силы.

– Есть, – звучно сказала Виктория вдруг. – Есть.

– Что же? – осведомился Ренх-сат неохотно, и герцог, подняв голову и глядя на сплетающиеся в растерянности ветра, отстраненно подумал, что есть во враге и простое человеческое любопытство. Или он забалтывает, чтобы отвлечь внимание – как бы делал сам Люк.

– Любовь, – просто ответила волшебница. – Она правит миром. Голая сила разрушает, только любовь заставляет ее созидать.

– Что это? – после паузы недоуменно спросил генерал. И все стало понятно. И Виктория поморщилась, с жалостью глядя на него.

Люк воспринимал этот разговор как что-то сюрреалистичное, так неуместен он был здесь, среди кровавого последа недавней битвы, воя ветра, запахов дыма и пороха, пота, крови и муравьиной кислоты.

– Это… привязанность, самоотверженная привязанность к кому-либо, – ответила Виктория задумчиво. – Между мужчиной и женщиной, матерью и ребенком. У тебя же есть мать, Ренх-сат?

В последнем вопросе послышались исследовательские нотки.

Ренх-сат усмехнулся.

– У нас мальчиков забирать от мать в пять лет, чтобы они не расти слабыми. Я не помнить свою мать. Значит, эта любовь делать слабый?

– Но именно ты сейчас в плену, – напомнила Виктория. Ренх-сат оскалился, но ничего не сказал. – Ты бьешься за своих богов из поклонения силе и из страха наказания. Но страх делает слабым. А любовь дает силу. Силу биться за того, кого любишь.

Трумер потянул на себя разбитую дверь магазина, и она со скрипом вывалилась на мостовую – адъютант только успел отпрыгнуть в сторону.

– Я через витрину заглядывал, – виновато объяснил он. – Вот там, смотрите, ваша светлость! Единственное уцелело!

Люк шагнул вперед, в разграбленный магазин тканей, потянув за собой Ренх-сата. И остановился в темноте перед огромным зеркалом, отражающим всю компанию в полный рост.

– Никто не дергается, иначе останетесь там навсегда, – предупредил он. – Леди, дайте мне руку.

Он взял прохладную ладонь волшебницы, всматриваясь в тусклую поверхность и вспоминая кабинет Луциуса Инландера. Закрыл глаза – перед внутренним зрением контур зеркала медленно налился светом, а когда открыл – увидел кабинет. Словно сквозь мутное стекло, искаженно и тускло, но увидел.

Виктория сжала его руку. А Люк выдохнул, чувствуя холодок в груди, и шагнул вперед.

Его ошпарило холодом. С одной стороны на своем, иномирянском, цедил что-то нервное застывший истуканом Ренх-сат, с другой сосредоточенно вдыхала и выдыхала Виктория – он чувствовал, как от нее идут волны чего-то уравновешивающего, стабилизирующего.