Вильгельм с мучительной грустью смотрел на умирающего отца:

– Какая трагедия! Он был самым миролюбивым правителем своего времени.

Когда они покинули душную спальню и открыли окна в галерее, впуская в дом холодный чистый воздух, Анна, понизив голос, сказала брату:

– Мать считает, болезнь отца – это Божья кара за то, что он отказался признавать власть папы и Римской церкви. Она говорит, Господу не угодно, чтобы Церковь в Клеве становилась под контроль государства.

Погруженная в печаль, герцогиня была непривычно молчаливой.

– Матушка, конечно, так и думает, – ответил Вильгельм. – Она верная дочь Римской церкви. Но отец полагал, что поступает правильно. И в отличие от короля Англии, который порвал с папой просто потому, что ему вздумалось завести себе новую жену, отец действовал из принципа и позаботился о том, чтобы сохранить, насколько это возможно, дружеские отношения с Ватиканом. Я не стану ничего менять, что бы ни говорила мать. – И он надменно взглянул на Анну.

Она приподняла брови. Не было секретом, что Вильгельм – реформист, как отец, а также друг и покровитель своих подданных лютеран (он даже пригласил одного из них священником ко двору), но в сердце он оставался католиком и ортодоксом. Многие ожидали, что сын герцога прислушается к настояниям матери и вернется к покорности Риму. Вильгельм сам часто говорил, что не примет никакого решения без материнского совета, и Анна предчувствовала, что в отношении религии ее брат поступит так же. Но это будет чистая формальность. Какое бы решение он ни принял, мать не станет бросать ему вызов; так она вела себя с мужем, такую же линию поведения избрала и с сыном.

С тех пор как Вильгельм взял в свои руки власть, Анна ощутила, что отношения в семье стали более напряженными. Брат ревниво оберегал своих женщин и отличался гораздо более строгими взглядами на женскую благопристойность, чем отец. Мать была строга, но Вильгельм оказался еще более строгим. Он ясно дал понять, что Анна и Эмили, пока не выйдут замуж, останутся в уединении вместе с матерью в личных покоях, за исключением тех случаев, когда их появления на людях потребует государственная необходимость. При этом помолвку Анны расторгли четыре года назад, и близких перспектив замужества не предвиделось. Ей было двадцать три, и ни один другой принц не просил ее руки. Даже если бы такие нашлись, Вильгельм, вероятно, отказал бы им. Его казна была истощена. Как мог он раскошелиться на выплату приданого?

Сидя в покоях матери и перебирая вместе с Эмили шелковые нитки для вышивания, Анна размышляла, какой была бы ее жизнь, выйди она замуж за Франциска Лоррейнского. Она не расстроилась, когда отец сообщил, что предварительное соглашение о помолвке аннулировано. Сделать это было несложно, так как ни она, ни Франциск на момент его заключения еще не доросли до того возраста, когда требовалось их согласие на брак. Нет, Анна испытала одно лишь облегчение. Случись это пару лет назад, она снова воспылала бы надеждой, что ей позволят выйти замуж за Отто, но теперь – нет. Анна хранила его кольцо в маленькой шкатулке вместе с немногочисленными личными сокровищами. Даже узнав, что ее возлюбленный женился, она не нашла в себе сил избавиться от его подарка. После того злосчастного визита Анна больше не виделась с Отто; иногда она задумывалась, каков он сейчас из себя и вспоминает ли иногда о ней. Сама же, думая о нем, ощущала горечь обиды, смешанную с благодарностью за то, что Отто, по крайней мере, дал ей познать радость телесной любви, которой она, вполне вероятно, никогда больше не испытает.