– Нет, – сказала Камилла. – По положению солнца понятно, что сейчас почти полдень.

Дуэйн поддернул манжет на правой руке, выставляя часы. Потом поднес ладонь к лицу, сделав вид, будто прикрывается от сияния тусклого светила.

– А, я вижу, сейчас одиннадцать пятнадцать, – сказала Камилла. – Благодарю вас, констебль.

К Дуэйну подвалил Лео и, разжав зубы, уронил к ногам новоиспеченного полицейского палку. Дуэйн подобрал обмусоленную деревяшку и что есть мочи зашвырнул вдаль. Три собаки рванули за палкой, плюхнувшейся в грязь.

– Надеюсь, вы не возьмете платы за то, что бросили палку, – сказала Камилла.

– Нет, – отозвался Дуэйн, – это бесплатная услуга.

Когда Лео принес палку и вновь положил ее к ногам Дуэйна, инспектор Лэнсер приказал:

– Оставь палку в покое, парень. Мы с тобой на службе.

Они тронулись дальше и вскоре вышли к району, отгороженному от остального поселка высоким забором.

– Здесь, – сказал, поворачивая ключ в замке калитки, инспектор, – заперты от греха подальше, те, кто баловали с детишками.

Лэнсер отворил калитку, и они с Дуэйном прошли за ограду. Дуэйн ожидал, что по улицам будут шнырять похотливые типы в засаленных фуфайках, но, к его удивлению, люди за забором с виду ничем не отличались от остальных жителей поселка.

Когда он поделился своим наблюдением с Лэнсером, тот удивил его еще больше, сказав:

– Большинство этих несчастных педиков невинны как молочные ягнята.

– Но тогда что они здесь делают, сэр? – спросил Дуэйн.

– На бедняг наклепали зловредные спиногрызы. Мелкие вреднюги завлекли их, слопали конфетки и побежали плакаться в «Детскую линию»[10].

Дуэйн промолчал, хотя ему и хотелось заступиться за оскорбленных детишек. Тренер по плаванию часто запускал руку Дуэйну в плавки, якобы проверял, нет ли у мальчика каких‑нибудь отклонений.

Потом они наскоро обошли квартал, заселенный врачами и юристами, у которых отняли лицензии (здесь Лэнсера и Дуэйна оскорбил адвокат – правозащитник, завопивший: «Марионетки полицейского режима!»), и вернулись на контрольный пункт. Инспектор Лэнсер отсканировал письмо Пэрис Баттеруорт, чтобы ознакомить Дуэйна с процедурой.

Привет, Мохаммед,

Не смейся, я написала тебе на день рождения стихи. Написала их вчера вечером, пока Полтинник спал. Долго сочиняла и пришлось постоянно проверять слова по словарю, который я стащила из школы.

Со второй строчки Дуэйн понял, что Пэрис приписала себе авторство знаменитого стихотворения Элизабет Браунинг. Это его горько разочаровало.

Лэнсер сказал:

– А неплохие стишки. Интересно, в какой школе она училась?

Он набрал имя и регистрационный номер Пэрис, и на экране высветилась вся история ее жизни.