Когда она скрылась в кладовке, Якоб поколебался немного, воровато оглянулся, словно собирался украсть пресловутую пастилку, а не угоститься предложенным, и, решив, что кот его точно не сдаст, быстро сунул одну в рот.

А через пару-тройку минут, когда она растворилась на языке мятным вкусом, а Айви пока так и не вернулась, Якоб взял еще одну.

Он сам не понял, почему аптека, казавшаяся не самым приятным местом, вдруг наполнилась приятными ароматами.

– Ты живешь тут? – спросил кота Якоб и, помедлив, погладил его по спине. – Хорошо тебе, да, гуляешь, где хочешь… от кошечек отбоя нет. У меня тоже есть… жена, то есть, не кошечка. Да только толку ей от меня ни на грамм, – он неожиданно разоткровенничался коту о том, что скребло по сердцу, не заметив вернувшуюся Айви. – Не получается у меня, понимаешь, – доверительно шепнул Якоб коту.

Кот, которого тоже привлекли пастилки – валерьянка явно была и там – стащил и сожрал одну, урча, а потом принялся ластиться к Якобу, выгибая спину и обвивая его руку хвостом, мурча громче и громче. Это побудило Якоба откровенничать дальше, а Айви замерла на пороге кладовой, слушая его исповедь и поначалу не понимая, с кем он говорит и при чем здесь кошки.

– Катрина у меня красавица, умница, готовит так, что язык проглотить можно, – Якоб аккуратно запустил пальцы в густую шерсть – это странным образом успокаивало. – А уж фигурка у нее, – он понизил голос. – Вот только я… едва подумаю о том, чтобы прикоснуться к ней, и внизу живота все скручивает, хоть волком вой. Да еще помочиться нормально не могу, – выдал он все, что скопилось на душе, да взял себе еще одну пастилку, что уж теперь.

Айви вздохнула и вышла из кладовки, тут же увидев разомлевшего кота, которому чесали пузо. Решив оставить разборки с ним на потом, она деликатно кашлянула.

– Я случайно услышала, что вас мучает, – улыбнулась она, коснувшись его руки и увидев, что пастилок он съел более, чем достаточно. – Еще какие-нибудь симптомы есть?

Догадавшись, что кот был не единственным его конфидентом, Якоб покраснел едва не до кончиков волос и с трудом удержался, чтобы позорно не сбежать.

Но в глазах Айви не было и намека на насмешку, лишь участие.

– Резь, когда в туалет хожу по-маленькому, – едва слышно признался он.

Мало по малу Айви вытянула из него все.

– Не переживайте, это лечится, – сказала она Якобу. – Я дам вам капли, будете пить на ночь. Пузырек маленький, ваша жена даже не догадается ни о чем. Идет?

Пораскинув, что терять ему нечего, и хуже вряд ли будет, Якоб кивнул.

– Идет. И что… все пройдет? – он не удержался от вопроса, а в носу едва не защипало от мысли, что все будет, как прежде. Все же приключившийся с ним недуг бил еще и по его мужскому самолюбию.

– Обещаю, будете как новенький, – улыбнулась Айви, отыскивая нужные настойки и смешивая для него капли. – По три капли перед сном и после завтрака. Увидите, что через неделю забудете, что страдали. И чай для Катрины, – она подвинула к нему флакон и бумажный пакет с тонизирующим чаем. – Если снова будет что-то беспокоить, не стесняйтесь заходить ко мне.

– Спасибо! – поблагодарил он и, расплатившись, забрал покупки.

А через три дня снова пришёл в лавку – румяный, смущённо улыбающийся.

– В общем, вот, это вам, – краснея, Якоб положил на прилавок небольшой красивый колокольчик. – Подарок. Я приметил, что у вашего язычок потерялся… Спасибо вам, – пробормотал он, погладил кота, которого Айви как только не отваживала, и торопливо ушёл.

Катрина пришла на следующее утро с корзинкой, полной чудесной ароматной выпечки.