– Дай мне свою левую руку, – приказала она, решившись.
Нимуэ крепко держала мою ладонь, произнося заклинания. Среди непонятных слов я разобрал имена Камулоса, бога войны, Мананнана, сына Ллира, собственного бога Нимуэ, Агроны, богини кровопролития, и Аранхрод Золотой, богини рассвета. Неожиданно Нимуэ резанула ножом по моей ладони. Брызнула кровь. Я вскрикнул. Она шикнула на меня и тем же резким движением рассекла свою ладонь. Потом соединила разрезы наших ладоней и крепко обернула их полой своего черного плаща.
– Дерфель, – тихо сказала она, – пока остаются на наших руках эти шрамы, мы одно целое. Согласен?
Я взглянул ей в глаза и понял, что это не просто игра, не детская клятва, но то, что свяжет нас в этом мире, а может, и в следующем.
– Согласен, – прошептал я.
– И пока у тебя есть шрам, Дерфель, твоя жизнь принадлежит мне, а моя жизнь – твоя, – сказала Нимуэ. – Когда-нибудь я позову тебя, и, если ты не придешь, этот шрам будет свидетельством для богов, что ты неверный друг, предатель и враг.
– Да, – сказал я.
Все еще не выпуская мою руку, она скользнула под ворох мехов и одеял и затихла. Я лежал без сна, смущенный и наполненный благоговейным страхом. Рука моя занемела.
Проснулась Нимуэ в середине дня.
– Гундлеус ушел, – уверенно сказала она.
Непонятно, как ей удалось это узнать.
Затем Нимуэ резко отдернула полу плаща от наших спеленутых ладоней, и засохшие струпья болезненно оторвались от раны. Она приложила к моей кровоточащей ладони легкий пучок паутины.
– Скоро заживет. Ты голоден?
Мы разделили кусок сухого хлеба и обкусанный мышами сыр.
– Это была прирученная летучая мышь? – вспомнил я вчерашний ужас.
– Старый трюк, – рассеянно ответила Нимуэ. – Этому научил меня Мерлин. Ты привязываешь к лапам летучей мыши соколиные путы и легко отпускаешь ее. – Она провела рукой по волосам и рассмеялась. – И это напугало Танабурса! А он ведь друид!
Мне смешно не было. Я хотел верить в волшебство.
– А змеи? – спросил я.
– Мерлин держит их в корзине. – Она заметила мое огорчение. – Что-то не так?
– Все это обман? – разочарованно проговорил я.
Она нахмурилась. На долгое время повисла тишина. Наконец Нимуэ заговорила:
– Волшебство происходит, когда жизни богов и людей соприкасаются, но такие мгновения не управляются людьми. Я не могу щелкнуть пальцами и наполнить комнату туманом, но видела, как такое происходит. Я не могу поднять мертвого, хотя Мерлин говорит, что видел подобное. Я не могу приказать молнии ударить в Гундлеуса, хотя жажду научиться тому, что могут делать боги. Но было время, Дерфель, когда мы жили с богами и могли использовать их силу, чтобы хранить Британию. Но пришли римляне и разрушили наше единение.
– Но почему? – нетерпеливо перебил я.
Мерлин рассказывал нам, как Рим разорвал узы между Британией и ее богами, но никогда не объяснял, как это могло случиться, если у богов такая сила.
– Потому что боги хотели этого. Некоторые боги злые, Дерфель. Или, может быть, наши предки нарушили договор и боги наказали их, послав римлян? Но римляне ушли, и теперь мы можем восстановить Британию. – Голос ее был тихим и напряженным. – Мы должны вновь создать старую Британию, настоящую Британию, землю богов и людей.
– Но ты действовала обманом! – воскликнул я.
Плечи Нимуэ опустились.
– А кто выиграл? Король с его друидом и могучими воинами или я, маленькая, слабая девочка?
– Ты.
– Значит, это все же была сила богов! Верь, Дерфель, посвяти этому всю жизнь. – Теперь она говорила страстно и уверенно. – Каждую минуту, каждое мгновение дня и ночи ты должен быть открыт богам, и они явятся тебе. – Она дотронулась рукой до моего лица. – Ты хороший, честный и такой же неколебимый, как башня Мерлина, и будешь великим воином, Дерфель.