Смотрю на нее с ног до головы, останавливая взор на дергающемся помпоне на макушке. Ничего более смешного в жизни не видел. Филатова в ярости дергается, подпрыгивает, шипит и безразмерная вязаная шапка движется в такт. Не смейся Рома, не гогочи, не вздумай даже звука издать, пусть девочка перебесится.

-… а вы пропадаете до среды, а затем неожиданно звоните и требуете принести вам папку с документами по делу этой… Леночки, - шипит, выплевывая имя женщины, топая ногой. Шапка съезжает на брови, Аня судорожно поправляет ее, не замечая моего взгляда.

- Ни здрасти, ни до свидания! Будто крепостная, обязующаяся исполнять каждую прихоть!

- Вообще за это зарплата и платится, - пытаюсь вставить слово, но меня никто не слушает. Такое ощущение, что босс тут не я, а она. Маленькая взбешённая пантера подскакивает ближе, тыча пальцем в мою сторону.

- Уважение! – рявкает Аня, а помпон снова дергается, снова топая. – Я требую уважения ко мне, как к полноценному сотруднику!

Ее ноги внезапно разъезжаются по гладкой ледяной поверхности, накатанной другими людьми. Неловко взмахнув руками, она с кряканьем падает, и я не успеваю ее поймать в полете. Все, не могу. Меня охватывает истерический смех. Сгибаюсь пополам и начинаю хохотать точно ненормальный. На нас так народ косился, сейчас вовсе вызовут неотложку. Аня барахтается, пыхтит, шипит, сопит, напоминая пингвина, пытающегося подняться, а я смеюсь.

- Хватит хохотать, лучше помогите! – рычит, тяжело дыша. Поправляя в варежках сползшую шапку. С трудом возвращая себя к нормальному состоянию, делаю пару вздохов и посмеиваясь, подхожу ближе.

- Давай помогу. – хмыкаю, хватая ее подмышки, за что в ответ получаю небрежно набранным снегом прямо в лицо. Она набрала немного, бросив наугад в мою сторону и попала.

- Ха, вот теперь не так смешно? - фыркает, сидя на дорожке, наблюдая за тем, как я счищаю таящие снежинки с лица, мрачно воззрившись на нее.

Вообще-то я – начальник. Мне положено быть деловым, суровым, здравомыслящим взрослым человеком. Не потакать капризам девятнадцатилетней девчонки, не устраивать с ней словесные поединки, не реагировать на провокации и уж точно не собирать грязный снежок из накиданной горы счищенного снега неподалеку. Люди не поймут, пассажиры проезжающегося автобуса, дворник с лопатой. А вот Аня поняла, распахнув свои огромные глазищи и быстро принялась улепётывать от меня, взвизгнув, стоило холодному комку попасть ей точно в спину. Поправил папку подмышкой, оттряхивая довольно кожаные перчатки.

- Так-то, Чучундра. Учись, пока дядя Рома жив, мой опыт тебе точно не перебить, - важным тоном заявляю, будто на переговорах, а не ерундой сейчас страдаю. Будто она меня послушала. Бросила в меня куском отколотого льда и, поднявшись, помчалась со всех ног в противоположную от меня сторону.

Я же не дурак - бегать за ней. Нет? Тогда чего несусь со всех ног, огибая прохожих и слыша впереди радостный хохот. Все Рома, это тот самый кризис среднего возраста у мужчины. В тридцать лет поехала крыша. Потому что как иначе объяснить, когда едва настигнув. Дергаю за капюшон, утаскивая между домами и зажимаю, дабы не смогла вырваться.

- Все, поганка, - шиплю показательно, одной рукой удерживая Аню, второй папку. – Смерть хулиганам.

- Не дамся, - сипит она, едва дыша после стремительного забега. Хватается, замершими от снега холода, пальцами за ворот моего пальто, тяня на себя. В нос ударяет запах свежести – от ее волос, тела, куртки, всего подряд. Будто вся с ног головы купалась в каком-то геле для душа по типу «Лесная поляна». И он, черт возьми, неожиданно кружит голову. Совсем не так, как должен.