В дверях показывается фельдмаршал. Илия распрямил ноющую, застуженную спину, встал по стойке смирно, выполнил воинское приветствие. Он был рад, что эта пауза прервана. В коридоре каждый офицер выше его по званию, непонятно было к кому обратиться первому. Появление фельдмаршала все решило.

– В кабинет, джентльмены, – пригласил он. – Или мы ждем еще кого-то, кроме Первого советника?

– Министр иностранных дел телеграфировал, что получил последние сведения еще ночью и сразу же выехал. Может прибыть с минуты на минуту, – ответил один из гражданских чиновников. На лацкане его шинели блестела эмблема из шести сфер – трех крупных и трех спутников.

– Ах, верно, – фельдмаршал промокнул лоб платком (в коридоре было до ужаса душно) и удалился обратно. Собрание неспешно перетекало из коридора в кабинет. Илия решил блюсти субординацию и идти последним. Впрочем, он все же надеялся встретить отца на лестнице. Стоило Илии покинуть последнюю ступень, как снизу поднялось эхо женского родного голоса.

– Илия! Илия, мы приехали! – звучало под грохот каблуков.

Потоптавшись немного, Илия развернулся и спустился навстречу. Невысокая светловолосая женщина влетела к нему в объятия.

– Мама! – он обнял ее неуверенно, боясь испачкать светлое, молочного цвета пальто. От волос повеяло знакомыми духами. Илия слегка повел нос навстречу запаху. – Я так рад! Но я грязный.

Она отпрянула, чтобы разглядеть лицо сына, но объятий не разомкнула.

– Какая глупость, милый, какая глупость! Как я скучала! – она вновь обвила его и, кажется, всхлипнула. Илия стушевался еще больше.

– Ну вот, я все испортил, – он явно имел в виду пальто, которое уже окрасилось крупными пятнами.

– Лесли, отпусти его! – к ним медленно поднимался седой мужчина в темном пальто и широкополой шляпе. Он снял ее на ходу. Илия заметил, как отец ослаб и постарел – каждый шаг по лестнице давался ему с трудом и отдышкой. – Хватит позорить его перед командованием. Да отпусти, говорю, не собираешься же ты идти с нами на совет.

Лесли поджала губы, нехотя отдалилась от сына. Она всем видом выказывала обиду. Но стоило ей посмотреть на Илию, как лицо разгладилось, взгляд просветлел, на щеках залегли ямочки от улыбки. Она и не заметила, как муж прошел мимо них.

– Иди, Илия. Тебе пора, – она вскинула лицо, чтобы вобрать слезы обратно за перевал век.

– Давай, Илия, тебе пора.

Она всегда приговаривала, подталкивая в нужную сторону. И ему всегда надо было куда-то идти. Долгий путь до окопов, где на горизонте полыхали золотые молнии, начался намного раньше.

«Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся, и никогда не начнут жить».

«Алые паруса», Александр Грин.

Лето начнется завтра. А через две недели Илии Гавелу исполнится шестнадцать лет. «Мой милый летний мальчик, – приговаривала его мать Лесли, приглаживая его локоны». Мимолетные весенние каникулы промчались быстро, словно бежали наперегонки с мальчишками от футбольного поля к реке. Но тепло тех дней теперь приходило по утрам охотнее. Солнечные лучи лежали на заправленной кровати, а Илия им завидовал. Впрочем, какой юноша любит вставать раньше обеда? Илия собирался, вальяжно, не торопясь. Патефон проигрывал пластинку джаз-бэнда, уникального и запрещенного в этом почтенном доме. Лорд Гавел, рожденный в эпоху умирающей старой оперы, не любил новомодной музыки. Илия кивал головой в такт, и его золотые кудри то взметались, то падали на высокий лоб. Он даже подпевал – знал, что гувернер ни за что на него не пожалуется. Отец же мог бы прийти утром в комнату Илии только по случаю катастрофы. Тогда ему явно будет не до музыкальных предпочтений подростков. Зажав во рту зубную щетку, Илия мычал слова заводной песни. Он собирал учебники в портфель. В дверь спальни опять постучали, Илия добежал до умывальника, сплюнул зубную пасту и отозвался. Он заверил, что почти готов, хотя только пошел умываться. Чудесное время, когда промедление не сулит даже нагоняя. Илия вовсе не любил спешку и больше всего, когда его торопили. Он всегда был уверен, что все успеет.