Ресторанчик «Подкова» в привокзальном переулке был маленьким, темноватым и запущенным. Серьезные люди развлекались здесь редко: постоянными посетителями были рыночные торговцы, вокзальная шпана и изредка – ценители цыганского пения. Прежде Король удивлялся – почему так долго не разваливается крошечный ансамбль из пяти цыган, которые почти ничего не зарабатывали своими песнями. Потом он узнал, что через этих артистов проходит активная скупка и перепродажа краденых вещей, поступающих прямо с вокзала. Все это происходило под патронатом Графа, и лучшего заработка цыгане из «Подковы» не искали.

Петро Метелина, скрипача из ресторанного ансамбля, ничем нельзя было удивить. Казалось, он вовсе не заметил ни перепачканной куртки Короля, ни его разбитого лица. Впустив нежданного гостя в артистическую, Петро закрыл дверь и небрежно привалился к ней спиной – невысокий, худощавый, с вьющимися, падающими на плечи волосами. Его взгляд остановился на стене, сбоку от Короля.

– Будь здоров, баро [14], – протяжно сказал он.

– Привет. – Король давно привык к манере цыгана не смотреть в лицо собеседника и не обижался. – Я ненадолго.

Дверь за спиной Петро задрожала: кто-то изо всех сил крутил ветхую ручку. Цыган отпрыгнул, пробурчав ругательство, и в комнату ворвалась его жена – маленькая смазливая плясунья из ансамбля.

– Ты что же запираешься, черт?!. – завопила она. Увидев Короля, всплеснула руками: – Ай, господи! Володенька! Дай поцелую, князь мой алмазный!

Король, усмехнувшись, поднялся, раскрыл объятия – и Роза, болтая ногами, повисла у него на шее.

– Красавец, хороший, брильянтовый… Не был-то как давно! Не стыдно друзей забывать? А на кого похож! На какой помойке валялся, счастье мое? И все равно лучше всех! Все равно – мэ тут камам [15]!

– И я тебя камам. Слезай, супруг обижается. – Король без особой нежности поставил ее на ноги. Роза, ничуть не обидевшись, расхохоталась, лукаво показала язык. Петро, напряженно улыбаясь, смотрел в стену, мял в пальцах сигарету. Наконец не выдержал:

– А ты ведь по делу, баро? Выйдем…

В узеньком коридоре они приткнулись у пожарного щитка, закурили. Под доносящийся из зала гомон гитар Король поведал сегодняшнюю историю, умолчав пока о том, что стрелявший в него парень оказался цыганом. Петро выслушал его серьезно и изумленно.

– Ну-у-у… Не знаю я, дорогой ты мой. Откуда мне-то знать? У тебя дела всякие – большие, маленькие… Мало ли кто обидеться мог?

– Может, ваши? – осторожно подсказал Король. Петро поперхнулся сигаретным дымом, уронил окурок. Косясь в сторону, сбивчиво, сквозь зубы забормотал:

– Н-нет… Нет, нет! Что ты! Клянусь тебе – нет! Я бы знал! Цыгане – никогда! Да бог ты мой, что они – смертники, с тобой связываться? У всех семьи, дети… Никому не надо.

– А Граф? Как думаешь?

Цыган зло выматерился, отвернулся. Долго молчал. Король наблюдал за ним с некоторым сочувствием.

Теплые отношения Графа с женой скрипача ни для кого не были секретом. Роза была влюблена в Графа, как кошка, и убегала к нему при каждом удобном случае. Репутация семьи ее не заботила. Ей ничего не стоило показаться с Графом в ресторане, где знали их обоих, в открытую приехать к нему в гостиницу или прямо с работы, в присутствии цыган, позвонить ему на сотовый. «Проститутка!» – плевались цыганки. «Молодец баба! – восхищались их мужья. – Любит, значит!» Но и тех, и других одинаково возмущало поведение Петро. Единственное, на что оказался способным обманутый муж – это поставить Розе синяк после ее месячного отсутствия. На более жесткие меры у него не хватало духу. «Как я ее убью? – виновато оправдывался он перед цыганами. – А мелюзга наша как же?» Но даже наличие детей, которых у Метелиных было четверо, не могло служить Петро оправданием в глазах родни. Приговор был презрительным и окончательным: «Тряпка половая, а не цыган».