Сейчас, думая об этом снова и снова, в полусонном состоянии, полковник Ларкин содрогнулся. «Как человек мог совершить такое? – беспомощно спрашивал он сам себя. – Как?» Гёбл – один из его подчиненных, которого он знал много лет и который даже работал в его офисе в Сиднее!
Он закрыл глаза и забыл про Гёбла.
Он выполнил свой долг, а его долг состоял в том, чтобы защищать большинство. Он позволил мыслям переключиться на жену Бетти, готовящую стейк с поджаренным яйцом сверху, свой дом с видом на залив, маленькую дочь, он думал о том, что будет делать после войны. Но когда? Когда?
Грей осторожно поднялся по ступенькам хижины номер шестнадцать, как вор в ночи, и прошел к своей кровати. Он стянул брюки, скользнул под противомоскитную сетку и лежал голым на матрасе, очень довольный собой. Он только что видел, как Турасан, корейский охранник, прошмыгнул за угол хижины американцев и под брезентовый навес, видел, как Кинг воровато выпрыгнул из окна, чтобы присоединиться к Турасану. Грей недолго прятался в укромном уголке. Он проверял информацию доносчика. Еще не было необходимости хватать Кинга. Не надо. Пока не надо. Теперь известно, что осведомитель говорил правду.
Грей ворочался на кровати, расчесывая ногу. Его натренированные пальцы поймали клопа и раздавили его. Он услышал звук, с которым лопнул клоп, и почувствовал тошнотворный сладкий запах крови, которая была в клопе, – его собственной крови.
В поисках неизбежной дыры вокруг его сетки гудели тучи москитов. В отличие от большинства офицеров, Грей отказался превращать свою кровать в двухэтажные нары, потому что ему была противна мысль о том, что кто-то станет спать над или под ним, хотя нары и давали дополнительное пространство.
Противомоскитные сетки висели на проволоке, которая по всей длине делила хижину пополам. Даже во сне пленные были связаны друг с другом. Когда один человек поворачивался или натягивал сетку, чтобы плотнее подоткнуть ее под пропитавшийся потом тюфяк, все сетки слегка покачивались, и каждый чувствовал, что находится в окружении других людей.
Грей раздавил еще одного клопа, но его мысли были далеко. Этой ночью счастье переполняло его. Наконец объявился стукач, теперь можно ловить Кинга, и до кольца с бриллиантом он доберется, и до Марлоу. Грей был очень доволен, потому что разгадал загадку.
Все просто, повторял он про себя. Ларкин знает, у кого кольцо. Единственный человек в лагере, который в состоянии организовать продажу, – это Кинг, только его связи годятся для такого дела. Ларкин не пошел бы к Кингу, поэтому послал Марлоу. Марлоу должен быть посредником.
Кровать Грея качнулась, когда тяжелобольной Джонни Хокинс спросонья споткнулся об нее, направляясь в уборную.
– Поосторожнее, бога ради! – бросил Грей раздраженно.
– Извините, – сказал Джонни, пробираясь на ощупь к двери.
Через несколько минут Джонни проковылял обратно. Вслед ему было послано несколько сонных ругательств. Как только Джонни добрел до койки, ему надо было идти опять. На этот раз Грей не обратил внимания на то, как затряслась его кровать, потому что был поглощен своими мыслями, прогнозируя возможные действия врага.
Питер Марлоу бодрствовал, сидя на жестких ступеньках хижины номер шестнадцать под безлунным небом, пропуская темноту через свои глаза, уши и мозг. С того места, где он сидел, ему были видны две дороги: одна, которая делила лагерь пополам, и другая, огибающая стены тюрьмы. Японские и корейские охранники и военнопленные в одинаковой степени пользовались обеими дорогами. Питер Марлоу нес караул с северной стороны.