Рихард сидел рядом со мной, ел и пил за троих, и чувствовал себя, судя по всему, прекрасно.

После заката зажгли факелы и воткнули их кругом в песок, укрепив камнями. Музыканты расположились неподалёку и заиграли что-то негромкое и нежное, но совсем непохожее на шёпот моря.

Хильдика кивнула мне и незаметно удалилась, а я села на постланном ковре, поджав ноги, и приготовилась смотреть и наслаждаться.

Наконец, заиграла знакомая мелодия, и из темноты в круг света вышла моя подруга, уже успевшая переодеться. Сейчас на ней было просторное, без пояска, одеяние из золотой парчи, с широкими рукавами, не стянутыми у запястий тесёмками. Хильдика сняла тюрбан и распустила волосы, и они стекали золотистой волной от макушки почти до колен. Хильдика встряхнула головой, заставив золотистую волну всплеснуть в воздухе, взмахнула рукавами, как птица крыльями, и начала танцевать – совсем не так, как танцевал дракон. Танец Хильдики был человеческим – строгим, стройным, сдержанным, но от этого не менее прекрасным.

Она поднимала руки-крылья, плавно кружилась и по-птичьи склоняла голову к плечу. Это был танец Золотой птицы, Хильдика сама придумала его, чтобы время от времени показывать, какие нежные чувства связывают принца Альбиокко и его жену.

Рихард замолчал на полуслове и уставился на «птицу», позабыв про свою кефаль. Я покосилась на него, а он даже не заметил. Надо думать, Принцесса-Апельсин вместе с ночной незнакомкой были тут же забыты. Чуть не фыркнув, я решила, что не позволю испортить себе вечер и перевела взгляд на Хильдику, которая сейчас была нечеловечески прекрасна – вся залитая золотистым светом, отражавшимся в золотых украшениях, золотой ткани, и бликами танцующим на золотистых волосах.

Золотая птица кружилась, летала, и сразу прекратились все разговоры, и даже повара забыли про свои сковородки, глазея на Хильдику.

А она в танце «подлетела» ко мне, наклонилась и взяла губами виноградину, которую я протянула на ладони – как будто кормила настоящую птицу.

Этот фокус мы придумали вместе, и он всегда производил впечатление. С одной стороны – всё в рамках приличия, целомудренно и достойно, но с другой – этот жест женской покорности действовал на мужчин, как плётка на ослов. Все замерли, будто затаились, а король Рихард глубоко и порывисто вздохнул. Я втайне позлорадствовала – вот как надо потрясать людей, ваше величество. Это вам не голый зад продемонстрировать. Тут искусство обольщения, наука тонкая и вам неизвестная.

Но Хильдика танцевала, и мне совсем не хотелось думать про короля Рихарда. Хотелось только наслаждаться красотой, музыкой и…

Герцог Тюнвиль достал флейту и заиграл, на слух подхватывая мелодию.

И зачем было встревать?! Музыкантов, что ли, не хватает?

Я придвинулась к королю, который жадно следил за Хильдикой, и сказала ему на ухо:

- Скажите брату, чтобы не мешал!

- Что? – переспросил Рихард, словно очнувшись, повернул голову и ткнулся губами прямо в мои губы.