Странным становится мир, когда смотришь на него не с высоты собственного взрослого роста, а словно собачьими глазами. Сколько опасностей и потерь, сколько бесконечных дорог и тоски, сколько того, что перестаёт замечать взрослый человек! Может, дети, именно из-за роста больше сочувствуют собаке и кошке, да хоть дождевому червяку? А, может, это потому, что не вырос ещё защитный панцирь, покрывшийся вдобавок острыми шипами. Панцирь под названием: «не подходи со своей бедой, заколю».

Странно, но мысли о муже словно отошли на второй план. Ника толком не могла спать из-за повторяющихся кошмаров, и развод стал казаться чем-то далёким, не таким и важным.

Ника столько всего видела в этих снах и так измучилась… Нет, сначала она просто злилась. Злилась на кошмары, на проклятую Герду, сбежавшую из отличных условий, и теперь терзавшую её в снах, на всё, что её окружало, а потом одним из вечеров наткнулась на Гердин матрасик, который она забыла выкинуть.

– Мягкий… – Ника неожиданно села на него и вдруг сообразила. – Герда ведь никогда не жила в будке на цепи! Она же только в квартире жила, и вдруг оказалась… Ой, мамочки! Мамочки, что же я наделала?! И Макс… он же с ней всё время был!

Сидя посреди прихожей на собачьем матрасе, Ника покачивалась и тихо поскуливала, а потом вдруг решительно сжала зубы. – Ну, что ж! Я не понимала, что сделала, теперь поняла, значит, надо исправлять! Я её найду! Обязательно найду! Главное, чтобы жива была!

На работе Ника взяла за свой счёт и начала поиски. Перебрала все объявления о находках собак, побывала в приютах, сама дала объявление о пропаже собаки. Наткнулась на похожие, которые размещал Макс.

– Может…Может, позвонить ему? Сказать, что я всё поняла, осознала, сказать, что не могу без него? Что ищу её? – думала она, даже воспряла было в надежде, но тут же вспомнила, каким был Макс, когда узнал, что она сделала, и отложила смартфон подальше. – Нет. Он сейчас может меня только трясти как того мужика. Надо искать Герду, а потом… Потом посмотрим!

Сны никуда не девались, собачьи лапы отсчитывали бесконечную дорогу, Ника плакала каждую ночь, всё больше ругая себя:

– Дура! Ну, чем она мне мешала? Ласковая ведь. Придёт, голову положит на колени, а я сразу про шерсть думаю, что брюки испачкает! Макса встречает, радуется, а я ревновала к ней. Ой, только бы найти! Найти живой!

Бесконечные сны надоумили Нику распечатать карту окрестностей и пытаться понять, куда могла убежать собака, которая рвалась к хозяину.

– Ника! Что с тобой, доченька? – мама, которая всё пыталась навестить дочку, в шоке остановилась посреди прихожей, выстеленной листами бумаги.

– Мама, не сомни тот край! – Ника озадаченно выводила карандашом линии.

– Ниииик? – мама прижала руки к груди. – Тебе плохо?

– Очень! – откровенно ответила Ника.

– Этот проклятый Макс! – вскипела тёща. – Он во всём виноват!

– Он не виноват. Это я, мам! Это я всё разрушила.

Ника выдержала мамины истерики и слёзы, угрозы вызвать психиатрическую помощь и сдать её на лечение, жалобы на дочь, не думающую о маме и прочее, и прочее, и прочее в том же духе.

– Мам, я вполне могу оказаться в психушке, если я Герду не найду. Понимаешь? Поэтому, ты мне немного погоди мешать. А потом, если у меня не выйдет, сама меня туда отвезёшь. Я скажу, когда будет пора.

Ника была так серьёзна, что мама, схватившись за сердце, уехала домой. А добравшись, привычно обвинила во всем мужа и зятя.

– Сводит с ума мою девочку!

Нет, она, конечно же ему позвонила, чтобы всё высказать, но телефон он не брал, поэтому пришлось обе порции обвинений выслушивать Никиному отцу.