; между ними идет увенчанный дубовым венком Кориолан. В триумфальном шествии участвуют военачальники, воины и глашатай.
Глашатай
Знай, Рим, что Марций дрался в Кориолах
Один супротив города всего
И славу тем добыл себе и третье
Имя почетное – Кориолан.
Добро пожаловать, Кориолан!
Трубы.
Все
Добро пожаловать, Кориолан!
Кориолан
Довольно. Этот шум не по душе мне.
Прошу вас.
Коминий
Вот и матушка твоя!
Кориолан
Ты за меня молила всех богов!
Опускается на колени.
Волумния
Нет, нет, вставай с колен, мой храбрый воин,
Мой милый Марций, мой достойный Кай.
И третье имя новое прибавлю,
Заслуженное подвигом твоим –
Кориолан, не так ли? – Но гляди –
Жена твоя!
Кориолан
О ласковая, здравствуй,
Молчальница моя! Ты что же плачешь?
А если бы вернулся я в гробу,
Тогда смеялась бы? О, дорогая,
Оставь лить слезы вдовам кориольским
И матерям.
Менений
Да увенчает Марс
Тебя!
Кориолан
Ты жив еще?
(Валерии.)
Прости, не первой
Приветствую, чистейшая, тебя.
Волумния
Куда и повернуться, я не знаю.
Добро пожаловать, Коминий! Всем вам –
Добро пожаловать!
Менений
Сто тысяч раз
Добро пожаловать! И плакать тянет,
И радостно смеяться. Мне и грустно,
И весело. Добро пожаловать!
Будь прокляты все, кто тебе не рад!
Вы – трое воинов, которых должно
Боготворить. И все же есть у нас
Кислицы старые – им не привить уж
Любви к вам. Но еще раз повторю –
Добро пожаловать, герои наши!
Крапива есть крапива, от глупцов
Чего ждать, кроме глупости.
Коминий
Ты прав,
Как и всегда.
Кориолан
Все тот же ты, Менений.
Глашатай
Дорогу воинам!
Кориолан
Дай руку, мать.
И ты, жена. Я, прежде чем домой,
Пойду отдам сенату благодарность
За встречу, за особенный почет.
Волумния
Я дожила до исполненья всех
Моих желаний, всех мечтаний. Только
Еще одно осталось. Рим никак
Тебе в нем не откажет.
Кориолан
Знаешь, мама,
Милей мне быть по-своему слугой,
Чем править не по-своему.
Коминий
Вперед,
На Капитолий!
Трубы и рожки. Торжественное шествие удаляется. Оставшиеся Брут и Сициний выходят вперед.
Брут
Лишь о нем и речь.
Чтоб разглядеть его, вооружились
Очками потускнелые глаза.
Младенец пусть от плача посинел,
Но нянька восхищенно заболталась,
Не слышит. Лучший свой платок-дерюжку
На шею закопченную надев,
Карабкается на стену кухарка.
Забив проемы окон, оседлав
Коньки домов и запрудивши кровли,
Везде густеет самый разный люд,
Но, как один, все пялятся. И даже
Всегда затворничавшие жрецы,
Пыхтя, протискиваются в народе.
С лиц покрывала убраны у дам,
И солнце бело-алые их щеки
Сжигает поцелуями. Такое
Творится, словно он не человек,
А мощный и красивый бог, хитро
Вошедший в тело своего любимца.
Сициний
Он с ходу станет консулом.
Брут
Тогда
Бай-баюшки-баю трибунство наше.
Сициний
Не сможет он гордыню обуздать
Свою надолго, потеряет вскоре
Сторонников.
Брут
Тем утешаюсь я.
Сициний
Народ наш подопечный – простолюдье,
К нему питающее неприязнь, –
Дай только повод, тотчас позабудет
Его заслуги новые. А повод
Уж он-то даст им.
Брут
Клялся он при мне,
Что, в консулы к избранью выставляясь,
Не станет облачаться ни за что
В потертую, смиренную одежду,
На рыночную площадь выходить
И, как ведется, раны обнажать
При всем народе, пред людьми простыми,
Чесночные их клянча голоса.
Сициний
Да, слышал я.
Брут
Он именно сказал,
Что и не выставится, разве только
Патриции упросят.
Сициний
Вот бы так
И вел себя он.
Брут
Так он и поступит.
Сициний
И тем себя погубит навсегда.
Брут
Что ж, иль ему конец, иль нашей власти.
Напомнить надо людям, что не терпит
Он их и не считает за людей;
Что, рот зажав защитникам народа,
Его он хочет вольностей лишить,
В скотину, в мулов обратить покорных
И, как верблюдов вьючных на войне,
Кормить соломой, если тащат груз,