Когда адмиралы разошлись и Исороку Ямамото остался один, он еще долго сидел за столом, невидящим взглядом смотря куда-то перед собой. Таким своего любимого командующего не видел еще никто из подчиненных. Ямамото не хотел этой войны, и он знал, что ее невозможно выиграть. Любая роковая ошибка могла привести к тому, что его родина разлетится на мелкие осколки, подобно упавшей на пол статуэтке из яшмы. Пока они еще побеждают и неудержимо движутся вперед. Но вскоре начнет сказываться превосходство янки в промышленности и живой силе. Поскольку, государственный переворот в Британии лишил президента Рузвельта возможности принимать участие в европейской игре, то все его усилия теперь будут направлены на борьбу с Японией.

Важно как можно дольше удерживать его на максимально выдвинутых вперед рубежах. А там будет видно… То ли смерть в бою избавит его, Ямамото, от позора поражения, то ли найдется еще какой-нибудь выход. Пока же его долг – сражаться во славу императора и Японии, сражаться до тех пор, пока к этому есть хоть малейшая возможность.

«Погибнуть за Императора и за Родину – это наивысшая честь для военного человека, – подумал Ямамото. – Цветы восходят в поле, где прошел тяжкий, храбрый бой. И даже под угрозой смерти боец будет вечно верен Императору и его земле. Жизнь и смерть одного человека ничего не значат. Империя превыше всего. Как говорил Конфуций, „можно раздавить киноварь, но нельзя лишить ее цвета; можно сжечь цветы, но нельзя уничтожить их запах“. Они могут уничтожить мое тело, но они никогда не смогут покорить мою волю…»

05 июня 1942 года, Вечер. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.

Американский вице-президент Генри Уоллес, только что обогнувший на борту бомбардировщика Б-24 половину земного шара, вошел в кабинет Сталина в сопровождении переводчика. Он выглядел встревоженным, утомленным и слегка помятым. Перелет оказался тяжелым, нудным, утомительным испытанием, ему пришлось довольствоваться местом штурмана-бомбардира – единственного члена экипажа, не нужного в этой миссии. Больше суток они просидели в Гренландии, на базе Туле, пережидая непогоду. Чтобы скоротать время, вице-президент перечитывал папку, в которую были сложены вырезки из газет с репортажами американских корреспондентов с русского фронта, в том числе и сделанные знаменитым Эрнестом Хемингуэем. И эта информация наводила его на размышления.

На подлете к Мурманску ему пришлось пережить несколько неприятных минут, когда к хвосту их одинокого «Либерейтора» попытались нагло пристроиться четыре «мессершмитта», о чем их вежливо предупредили с земли: «Американец, у тебя четыре бандита на хвосте». Стрелки уже приготовились открыть огонь, чтобы подороже продать свою жизнь, но все обошлось. Навстречу американскому бомбардировщику вылетела русская четверка на ленд-лизовских истребителях Р-39 «Аэрокобра» – они отогнали разбойников и вроде бы даже кого-то там сбили. Дальнейший перелет до Москвы проходил под истребительным прикрытием и без особых происшествий.

Садился Б-24 в Кратово, на единственном под Москвой аэродроме, имевшим бетонированную полосу подходящего размера. Выгружаясь на негнущихся ногах из самолета, Генри Уоллес увидел не только русские тяжелые бомбардировщики Пе-8 (часть из которых уже была перемоторена на американские двигатели), но и несколько фантастических машин такого же размера: остроносых, стреловидных – они были закутаны в брезент и накрыты маскировочной сетью.

Уоллес догадался, что это и есть тот самый знаменитый «ужас люфтваффе», что держал в страхе целые воздушные флоты Германии. Впрочем, если верить мистеру Хэмингуэю, в битве за Брянск и Орел русские обходились почти без их помощи, сумев самостоятельно устроить хорошую трепку асам Геринга.