Береговую полосу острова Оаху мы увидели в 05:56 – в тот самый момент, когда за нашими спинами над горизонтом расплавленным металлом прорезался краешек восходящего солнца. От ударной формации отделились две группы истребителей по девять машин каждая – их задачей было атаковать и блокировать расположенные на восточном берегу острова аэродромы Канэохе и Беллоуз.

Дальше счет пошел на минуты – и ударная формация, набрав восемьсот метров высоты, перевалила через гребень возвышенности, отделявшей восточный берег от гавани Перл-Харбора. Открывшаяся с высоты картина заставила мое сердце радостно подпрыгнуть. Во-первых, в гавани находились не только шесть американских линкоров (из которых только три считались боеспособными после нашего прошлогоднего визита), но и оба наших злейших врага – авианосцы «Энтерпрайз» и «Хорнет». Во-вторых, мы опять застали этих янки за час до побудки и подъема флага (как они любят говорить, «со спущенными штанами»). Теперь мы могли опять повеселиться, как подвыпившие матросы в квартале «красных фонарей», и выдернуть из хвоста американского орла последние перья.

Прижав к горлу ларингофоны, я направил самолет в сторону одного из американских авианосцев, стоявших в так называемом «линкорном ряду», и, прервав радиомолчание, произнес так врезавшуюся в память кодовую фразу: «Тора! Тора! Тора! Тэнно хейко банзай!»

Как и в прошлый раз, зенитный огонь был спорадическим и неточным. Кроме всего прочего, американских зенитчиков дежуривших на батареях ПВО, слепил встающий за нашими спинами диск солнца, в то время как все наши цели были прекрасно освещены и представляли собой легкую добычу. Таких идеальных условий для атаки у нас не было даже седьмого декабря. Нет, наш адмирал Ямамото, придумавший и спланировавший всю эту операцию, все-таки величайший военно-морской гений, в своем величии равный британскому адмиралу Горацио Нельсону и победителю русского флота при Цусиме адмиралу Хэйтэхиро Того, превратившего нашу Японию в первоклассную морскую державу.

Снизившись до предельно малой высоты, мое звено атаковало американский авианосец восемьсоткилограммовыми фугасными бомбами, используя топ-мачтовое бомбометание. Мой штурман-бомбардир сбросил бомбу только тогда, когда я, казалось, мог уже различить каждую заклепку на борту американского корабля. Избавившись от смертоносного груза, наш самолет полез вверх; палуба «американца» молнией пронеслась под крыльями – и тут нас настиг грохот взрыва, а вслед за ним – восторженный вопль нашего стрелка-радиста: «Мы сделали это, Мицуо-сама! Хэнно тейко банзай!»

Бросив назад беглый взгляд, я увидел столб ревущего пламени, смешанного с дымом, вырывающийся из дыры в палубе американского авианосца ближе к его корме. Очевидно, наша бомба, отскочив от воды, попала выше бронированного борта, между ангарной и полетной палубами. Взрыв прямо возле самолетоподъемника, разметал и воспламенил подготовленные к вылету американские истребители дежурного звена. Повреждения очень тяжелые, если не смертельные. Даже если американским матросам удастся погасить пожар, авианосец точно окажется небоеспособным на несколько недель.

К моему величайшему сожалению, экипаж моего правого ведомого не добился успеха, ибо сброшенная им бомба разорвалась в воде довольно далеко от борта цели. А левый ведомый, лишь недавно пришедший к нам на «Акаги» из молодого пополнения, оказался то ли подбит расчетом зенитного автомата, то ли не справился с управлением, и, как сказал мне стрелок, врезался вместе с бомбой в надстройку-остров американского авианосца. По крайней мере, эти трое поступили так, как подобает настоящим самураям, и теперь их души попадут в храм Ясукуни, где обитают души всех погибших во имя Японии и нашего божественного Тэнно.