– Я не о том вас спрашиваю, что будет через сто лет! – снова вспылил корнет, вырывая руку. – Я задал конкретный вопрос, ведь именно таких вы, кажется, жаждали?

– Ах, да, та дуэль, – магистр поджал губы. – Ну, что ж. Да! Вы будете участвовать в том поединке. Несомненно! – корнет тут же, со взглядом победителя взглянул на докучавшего ему Корделаки, но маг продолжал: – И всё же, вы, видимо, очень забывчивы, сударь. Никаких ста лет. Всё сказанное сегодня сбудется в течение одного лишь года. Кстати, ваша будущая избранница находится в эти дни в непосредственной близости от вас. Это я тоже вижу! Вот вам от меня вместо первого утраченного вопроса. Так-то! Будет ли третий?

Сказать, что корнет был удивлён, это погрешить против истины. Он был совершенно ошарашен, контужен, если хотите. Он находился после слов мага в некой прострации и не понимал радоваться ему, возмущаться или злорадствовать по поводу напрасных усилий соперника. А на данный момент он уже полностью перевёл Корделаки в стан соперников. Остальные участники собрания смутно чувствовали какую-то неловкость положения, но, благодаря полнейшей невозмутимости хозяйки, напасть на след никак не могли.

– Последует ли третий вопрос, молодой человек? – терпеливо вопрошал маг. – Или отложим?

– Потом, потом, – отмахнулся корнет, смакуя весть о скором воссоединении с дамой сердца.

– Ну-с, кто следующий? Может быть, вы, господин? – обратился магистр к Ардалиону Тимофеевичу.

– Я в балаганах участия не принимаю, милостивый государь, – брезгливо ответствовал старик. – Я здесь нахожусь исключительно по зову долга, неся ответственность за вверенную мне душу. Прошу вас, сударыня, насладитесь! Ведь за этим вы тащили меня через полстраны?

– Всего-то – вёрст двести или чуть больше, – не захотела смолчать его подопечная.

– Двести семьдесят восемь, если быть точным, – барон, видимо, привык, что последнее слово всегда должно оставаться за ним. – И помните данное вами обещание!

Он хотел сделать некий широкий жест в сторону Полины Андреевны, но тут трость выскользнула из его потных рук и со стуком брякнулась о паркет. Только что униженный магистр, хоть был и не молод, но тут же метнулся поднять палку старику, тем самым указав ему на возраст, чтобы хоть как-то быть отмщённым.

– Прошу вас, вот ваша опора, – с изысканной любезностью поклонился маг, но тут лицо его переменилось, видимо, даже за те короткие мгновения, что предмет пребывал в его руках, он успел что-то сообщить о своём хозяине. Маг не удержался от ехидного замечания: – А опекунство-то ваше ненадолго!

– До конца октября, если быть точным, – насмешкой скривив рот, ответствовал опекун. – Не пытайтесь меня эпатировать, шут вы этакий!

– Но позвольте! – Магистр был возмущён, а подопечная Ардалиона Тимофеевича побледнела, кажется, ещё сильнее, если таковое возможно. – Опекунство не имеет временных пределов, а сроков своей жизни не может знать никто. Даже вы, милостивый государь! Это вы и пытаетесь нас эпатировать, выказывая такое пренебрежение к неизбежному!

– Ну, вот! Теперь вы меня уже и похоронили! – жутко неприятным смехом зашёлся старик. – Этому не бывать. Статус опекунства изменится на… Но, довольно! Вы залезли на абсолютно частную территорию, сударь! Вы не имеете никаких прав обнародовать любые сведения, даже мнимые или воображаемые, но касающиеся меня и моей чести, если я сам не потребую их от вас.

– Нет уж, милостивый государь! – не на шутку разошёлся обиженный маг. – Вы делаете посмешище из моего искусства, причём именно, что принародно. Так извольте ж дать мне возможность защищаться! Сударыня, прошу вас подать мне вашу руку, – обратился он к Полине Андреевне и та, как заворожённая, протянула ему ладошку. Маг дотронулся до неё, перевернул вверх линиями судьбы, но тут старик вскочил с места и замахнулся на магистра тростью. Ладонь девушки выскользнула из пальцев гадателя, он отскочил в сторону.