– Это быстро, – тихо признес Кверт. – Больно луч бьет.

Говарда погребли вместе с остальными силами. Клифф сказал на прощание пару слов, а на обратном пути заслышал знакомое слабое гудение в небе. Вздернулись головы. Силы рядом с Клиффом тревожно зашумели.

Изящный разведчик несся на малой высоте, стремительно взмахивая крыльями. Силы кинулись наутек. Их желтые глаза панически замельтешили в глазницах.

– Пора нам отсюда, – сказал Кверт.

Люди последовали за ним.

Мемор наблюдала, как приматка вопит и корчится. Пытается вырваться из лучевых пут, спотыкается. Сучит конечностями и задыхается. Оружие продолжало ее выцеливать, но бедняга не прекращала попыток спастись. Когда же оружейники слегка перенастроили большие антенны, вопли перешли в высокий прерывистый плач. Так продолжалось, пока Мемор не встопорщила перья в нетерпеливой команде. Болеизлучатель отключили.

Оружейники, весьма довольные собой, горделиво распушили перья, но промолчали. Им удалось найти правильную настройку и добиться устойчивого резонанса с нервной системой чужаков.

– Тананарив, – Мемор с акцентом произнесла имя приматки на неуклюжем языке людей, в котором освоилась лучше прочих, – как бы ты оценила предельно допустимый для тебя срок пребывания в такой агонии?

Приматка, оправившись от мучений, вскочила. Глаза ее сузились в щелки, губы сжались, голос взлетел.

– Ты меня пытаешь, словно лабораторную зверюшку!

– На войне, – вежливо пояснила Мемор, – это вполне допустимо.

– Война? Мы просто высадились тут, попытались начать переговоры…

– Нет нужды прошлое ворошить, малышка. У нас полно работы, и опыт, в котором ты приняла участие, принес пользу.

– Как? – Приматка обессиленно осела на колени, потом изменила позу, опустилась на ягодицы, утерла пот со лба. – Чего вы добьетесь, потыкав в меня этим гребаным болевым лучом?

– Нам нужно понять, как лучше… вести переговоры… с твоими соплеменниками.

– То бишь – как с ними воевать.

– Разумеется. Переговорам предшествует открытое столкновение.

На лице Тананарив возникло выражение, которое Мемор узнала: осторожная расчетливость. Приматы передавали эмоции едва заметными движениями рта, глаз и подбородка. Вероятно, они развились в условиях плоской равнины и лишены были доступа к широкому разнообразию оттенков перьевого дискурса. Тананарив медленно проговорила:

– Я очень рада, что они все еще на свободе. Это означает, что вы не в курсе, как с ними совладать.

Мемор терпеть не могла увертливую логику рассуждений приматки, но понимала, что придется втянуться в спор.

– Нужно призвать их к порядку. Причинение страданий куда более… благородно, чем обычное убийство. Полагаю, ты согласна с этим.

Тананарив огрызнулась:

– У тебя есть за что умереть? Например, за свободу жить так, как тебе хочется?

– Нет, смерть представляется мне бессмысленной. Если умереть, не получится воспользоваться результатами поступка.

– А гибель во спасение других? Или за свои убеждения?

– Я бы точно не стала жертвовать собой за свои убеждения. Я ведь могу ошибаться.

Тананарив помотала головой: надо полагать, принятый у этих существ жест отрицания.

– И ты ставишь на мне опыты, чтобы понять, какой уровень мощности подходит для пыток болевым лучом?

– Да, и частоту подстраиваю. А как еще узнать?

Сжатые губы, глаза-щелочки. О да, это гнев; Мемор уже разбиралась в их мимике.

– Не делай так больше.

– Не вижу необходимости. Ты явно испытала ужасные мучения. Этого достаточно.