Ее голос прервался. Рассудок тщился найти какие-то слова, какие-то возможности для дальнейшего существования ЕСЛИ. Невозможность происходившего была слишком огромна, чтобы ее должным образом осознать.

Янни улыбнулась довольно странной улыбкой.

– Кефрия Вестрит, – сказала она. – Помнится, всего около суток назад ты по доброй воле собиралась оставить своих детей на моем попечении, сама же хотела вернуться в Удачный, дабы соглядатайствовать там для нас за «новыми купчиками». Кажется мне почему-то, в тот миг ты со всей определенностью знала, кто ты в этом мире такая. И не боялась мысленно отступить от ролей матери, дочери, жены и сестры. Тогда они не заслоняли для тебя весь белый свет.

Кефрия поставила локти на стол и зарылась лицом в ладони.

– Вот мне теперь и кажется, – глухо прозвучал ее голос, – что я несу наказание за сказанное тогда. Что, если Са посчитала, будто я недостаточно ценю своих детей, и решила насовсем отнять их у меня?

– На все воля Са, – вздохнула Янни. – Но такое деяние соответствовало бы одному лишь мужскому аспекту нашего божества. Вспомни лучше древнее, истинное поклонение! Мужчина и женщина, птица, зверь и растение, земля, вода, огонь и воздух – все прославлено в Са, ибо все это суть проявления Са! Если же божеству присущ и женский аспект, а в женственности присутствует святость – это значит, что она понимает: женщина есть нечто большее, нежели просто мать, дочь и жена. Ни одно отдельное свойство не объемлет полноты жизни. В одной грани не увидишь всех отражений!

Это была старая поговорка, некогда служившая могущественным утешением. Теперь хорошо знакомые слова показались Кефрии пустопорожними. Впрочем, они недолго занимали ее мысли. У входа в покой вдруг начался какой-то шум, там столпились люди. Обе женщины повернулись в ту сторону.

– Сиди, отдыхай, – сказала Янни. – Я схожу посмотрю, что там такое.

Однако Кефрия на месте не усидела. Еще бы! А вдруг там обсуждали какие-то новости о Сельдене, Малте или Рэйне? Она выскочила из-за стола и устремилась следом за Янни.

Усталые, чумазые землекопы сгрудились кругом четверки подростков, принесших в помещение ведерки со свежей водой.

– Да говорю же вам – дракон! Огромадный серебряный драконище!

Рослый парнишка говорил так, словно бросал своим слушателям вызов. Подземельщики слушали его – кто с задумчивым любопытством, а кто и с откровенным недоверием. Известное дело, мальчишки чего только не выдумают!

– Не, не врет он! – вступился за товарища мальчишка помладше. – Чтоб я провалился, там был самый настоящий драконский дракон! Да такой блестящий, что у меня ажно в глазах зарябило. Правда, не серебряный, а синий. Но блескучий, прям страсть!

– А я так вам скажу – серебряно-синий! – встрял третий маленький водонос. – И побольше самого большого корабля, вот!

Девочка, пришедшая вместе с ними, помалкивала, но глаза у нее так и горели от неподдельного возбуждения.

Кефрия покосилась на Янни, полагая увидеть у той на лице хмурое раздражение: в самом деле, да как осмелились эти юнцы плести всякую небывальщину, когда человеческие жизни висели на волоске? К ее искреннему изумлению, жительница Чащоб побелела так, что стала отчетливо видна тонкая чешуя, окружавшая ее рот и глаза.

– Дракон? – запинаясь, выдохнула она. – Вы… видели… дракона?

Наконец-то дождавшись заинтересованного слушателя, долговязый подросток живо протолкался к Янни сквозь толпу.

– Точно, это был дракон, – подтвердил он. – Совсем как на старых фресках со стенок! Истинная правда, госпожа Хупрус, мы ничегошеньки не придумали! Иду себе, вдруг нечаянно голову поднимаю – а он себе тут как тут, летит по небу что твой сокол! То есть нет, скорее уж, как падающая звезда, только падать он и не думал. Я аж прям глазам своим не поверил! А красив-то был до чего…