– Благослови вас Эверам, – произнес Хеват. Керан и Джардир поклонились. Дама кивком отпустил Керана.

Хеват провел Джардира в комнатку без окон, заваленную стопками бумаги. Пахло чернилами и светильным маслом. Такое место подошло бы скорее хаффиту или женщине, но даже здесь все было сделано из человеческих костей – стол, за который сел Хеват; стул, на который он указал Джардиру. Даже пресс-папье служили черепа.

– Ты продолжаешь меня удивлять, сын Хошкамина. Я не поверил, когда ты сказал, что прославишься за себя и за отца, но ты, похоже, решил доказать, что я ошибаюсь.

Джардир пожал плечами:

– Любой воин на моем месте сделал бы то же самое.

Хеват хмыкнул:

– Воины, которых я знаю, не столь скромны. Сколько демонов вы убили вшестером? Тринадцать?

– Двенадцать.

– Двенадцать, – повторил Хеват. – И еще ты помог Мошкаме умереть прошлой ночью. Немногим най’шарумам хватило бы мужества.

– Пришло его время.

– Пришло. У Мошкамы не было сыновей. Ты подарил ему смерть, а значит, должен отбелить его кости для Шарик Хора.

Джардир поклонился:

– Это большая честь.

– Дама’тинг пришла ко мне прошлой ночью.

Джардир с надеждой посмотрел на него:

– С меня снимут бидо?

Хеват покачал головой:

– Она говорит, ты слишком молод. Если ты вернешься на алагай’шарак, не успев выучиться и вырасти, Каджи останутся без доброго воина.

– Я не боюсь умереть, если это инэвера.

– Слова истинного шарума, но все не так просто. Она запретила тебе появляться в Лабиринте, пока не подрастешь.

Джардир нахмурился:

– Выходит, я должен вернуться в Каджи’шарадж с позором после того, как сражался бок о бок с мужчинами?

Дама покачал головой:

– Это невозможно по закону. Мальчик, побывавший в шатре шарумов, никогда не вернется в шарадж.

– Но если я не могу вернуться в шарадж и не могу остаться с мужчинами…

Внезапно Джардир понял, в каком затруднительном положении оказался.

– Я… стану хаффитом?

Впервые в жизни его охватил слепой ужас. Страх перед дама’тинг показался чепухой по сравнению с этим. Кровь отхлынула от лица Джардира, он вспомнил, как Аббан молил спасти ему жизнь.

«Ни за что, – подумал он. – Нападу на первого попавшегося даль’шарума, и ему придется меня убить. Лучше умереть, чем стать хаффитом».

– Нет, – произнес дама, и Джардир выдохнул. – Возможно, дама’тинг это не кажется важным, ведь даже худший из хаффитов выше женщины, но я не позволю воину, прошедшему все испытания, пасть так низко. Со времен Шар’Дама Ка ни одному юноше, пролившему кровь алагай в Лабиринте, не было отказано в черных одеждах. Запрет дама’тинг марает нас всех. Пусть она служанка Эверама, но всего лишь женщина и не понимает, как это отразится на всех шарумах.

– Тогда что со мной будет?

– Тебя заберут в Шарик Хора. Я уже говорил с Дамаджи Амадэверамом и заручился его благословением. Даже дама’тинг не сможет ничего изменить.

– Я стану священником? – Джардир попытался скрыть недовольство, но тщетно – его выдал надломившийся голос.

Хеват хмыкнул:

– Нет, мальчик, твое призвание по-прежнему Лабиринт, но ты будешь тренироваться здесь, пока не придет время. Учись, старайся, и станешь кай’шарумом, прежде чем твои ровесники снимут бидо.

– Это твоя келья. – Хеват отвел Джардира в комнату в глубине переходов Шарик Хора. Комната – десять на десять футов – была вырезана в песчанике. В углу стояла жесткая койка. На тяжелой деревянной двери не было ни щеколды, ни засова. Сквозь зарешеченное дверное окошко проникали лучи коридорной лампы – единственного источника света. По сравнению с общей комнатой с каменным полом в Каджи’шарадж даже это могло показаться роскошью, если бы не позор, приведший сюда Джардира, и не удовольствия шатра Каджи, в которых ему было отказано.