– У нас не будет возможности построить другой такой корабль. А все оттого, что окончательно испортили мы отношения с Рунгом. И хотя не наша вина в том, но корабли, пожалуй, строить он нам не станет… Так стоит ли безрассудно отправлять в огонь «Змею»? Возьми хотя бы «Кита». Это старый корабль, и мы замучились его чинить.
Ярл ответил во всеуслышание:
– Гора Бьеорк не простит, если я отделаюсь худшим своим кораблем. И новые сыны фьордов не придут на мой зов в дальнейшем, если не пожертвую сейчас самым дорогим, что есть.
Прозорливость ярла Олафа была известна, только Визард сокрушался и все никак не хотел отступать. Однако Олаф стоял твердо на своем решении, зная, что многие после такого поступка будут говорить о щедрости Олафа и о том, какое уважение оказал он погибшим. Вытащили «Змею», посадили на лучший корабль всех павших в той битве. Шлем каждого ярл приказал доверху наполнить серебром – воины, бонды и работники одобрили такое решение.
Старый Хомрад, недовольный быстрыми приготовлениями, вот что сказал:
– Твои отец и дед приготовили бы глубокую могилу и в нее погрузили бы корабль, а также насыпали бы над нею курган, подобно кургану, который возвели после битвы с Нарви Поединщиком, а тогда погибло куда больше воинов, чем сейчас.
Он негодовал на такую спешку. Олаф, недовольный тем, что все слышат, о чем говорит Хомрад, ответил старику:
– В земле фьорда столько камней, что затупятся лопаты и заступы, кроме того, у меня нет времени на проводы. Вирге побежал жаловаться Хальвдану, и догадываюсь я, что мне готовит конунг. Нужно успеть окликнуть новых воинов – ты же отойди и не мешай, дай мне достойно проводить своих храбрецов.
Однако упрямый викинг продолжал гнуть свое, и, если бы не был Хомрад таким старым, – не избежать бы ему неприятностей. Он твердил заупрямившись:
– Лишь в чужой земле, да и то, когда грозила опасность, позволяли себе твой дед и отец сжигать убитых в спешке.
Олаф очень рассердился и ответил:
– Грядут веселые дни, это уж я знаю точно. На первый пир меня уже пригласили приспешники Хальвдана, и я вдоволь наелся, не хуже Логи, и едва мог переварить обильную пищу. Постарались они, и не было недостатка в лакомстве. Хозяева же ухватили только объедки со столов, которые мне и приготовили, – на каждого своего викинга я обменял не менее трех их силачей – и, видно, Вирге остается голодным, и своих волков так досыта и не накормил. Не терпится ему вновь приготовить мне угощение. Так что пусть те, кто сейчас на «Змее», быстрее отправятся на пиры. У нас здесь скоро будет довольно работы…
Но старик был упрям; он от дряхлости качался, однако страшно сердился, что не слушают его советов:
– Не дело ты задумал, торопясь побыстрее распрощаться с мертвецами. Ты второпях усадил всех за весла, не удосужившись даже привязать погибших как следует, чтобы они выглядели достойно. И ждешь не дождешься быстрее закончить тризну.
Олаф сдержал себя и еще раз напомнил старику, что отдал он лучший свой корабль:
– А ты, Хомрад, неужели уподобился упрямому Рунгу и так же повернулся рассудком? Нет, старость – наказание богов!
Он позвал Гендальфа. Когда тот явился, ярл ему строго-настрого наказал:
– У Хомрада выпали зубы, распорядись, чтобы жевали ему хлеб и давали протертую кашу. Проследи также, чтоб теплым был его угол в моем доме. Видно, плохо ему живется, раз он раскапризничался, – так позаботься о нем вдвойне.
На том закончился их разговор с Хомрадом. Оскорбленный викинг отошел, в одном лишь согласившись с ярлом Олафом, что старость для настоящего мужа – истинное наказание.