Его назначение послом осенью 1943 года в Советском Союзе встретили одобрительно. Гарримана в Москве знали, потому что он в двадцатые годы имел концессию на разработку марганцевых руд. Когда концессию закрыли, советское правительство ему все выплатило, так что он остался доволен.

В Москву Гарримана привез государственный секретарь Соединенных Штатов Корделл Халл, который двенадцать лет занимал этот пост (дольше кого бы то ни было). 25 октября 1943 года госсекретаря и нового посла приняли Сталин и Молотов.

Позже Молотов заметил:

– Выяснилось, что вы жесткий человек, с вами не просто иметь дело.

Гарриман обиженно ответил:

– Я ваш друг.

– Мы знаем, – сказал Молотов. – Это был комплимент.

Энергичный и преданный делу, Гарриман занимался делами восемнадцать часов в сутки и требовал такой же преданности от подчиненных. Докладные записки и аналитические справки, по словам его коллег, посла мало интересовали. Он считал, что в Москве все решают личные отношения с хозяевами государства.

Гарриман чаще других американцев встречался со Сталиным. В 1945 году вождь пятнадцать раз принимал посла в Кремле. Гарриман коллекционировал знаменитостей, как дети собирают почтовые марки. Коллеги замечали: когда речь заходила о Гитлере, Гарриман неизменно повторял, что никогда с ним не встречался. В словах посланника звучало сожаление, как охотник сожалеет о трофее, который ушел у него из рук.

«Он всегда занимает место в первом ряду, – писал о Гарримане его коллега – британский посол в Москве сэр Арчибальд Кларк-Керр. – Он желает выглядеть важным и тем самым напоминает покойного президента Теодора Рузвельта, о котором говорили, что он всегда хотел был младенцем на крестинах, женихом на свадьбе и покойником на похоронах».

Гарриман вел в Москве достаточно скромный образ жизни. В его комнате установили железную печку, трубу вывели в окно. Он катался на лыжах, играл с дочкой в бридж.

В час ночи (в Москве уже наступило 13 апреля) в резиденцию посла позвонил дежурный, чтобы сообщить Авереллу Гарриману печальное известие, только что полученное от радиостанции американских вооруженных сил. Трубку взяла дочь посла Кэтлин и передала новость отцу. Всех гостей тут же отправили домой.

«В 02:50, – пометил дежурный в приемной Вячеслава Михайловича Молотова, – позвонил Гарриман и просил сообщить Народному комиссару, что незадолго до 23 часов по московскому времени скончался Президент Соединенных Штатов Рузвельт. Гарриман заявил, что сегодня днем, по возможности раньше, он хотел бы видеть г-на Сталина и г-на Молотова».

Почти сразу Гарриман перезвонил: желательно увидеться с Молотовым немедленно. В пять минут четвертого дежурный из наркомата иностранных дел сообщил в американское посольство: Вячеслав Михайлович сам приедет к послу. Надо понимать, Молотов успел посоветоваться со Сталиным, который так рано не ложился. Ночью лимузин Молотова подъехал к Спасо-хаусу.

На следующий день Гарриман доложил в Вашингтон:

«Молотов казался очень расстроенным и взволнованным… Я никогда не видел его таким искренним».

В восемь вечера американского посла привезли к Сталину:

«Он встретил меня скорбным молчанием, – писал Гарриман, – и не отпускал моей руки секунд тридцать…

– Президент Рузвельт умер, – сказал Сталин, – но дело его должно быть продолжено. Мы окажем президенту Трумэну поддержку всеми своими силами».

Сталин связывал с Рузвельтом немалые надежды. Война еще не была окончена, вермахт продолжал сопротивляться. И тем более не была решена судьба послевоенного мира, где многое зависело от позиции президента Соединенных Штатов.