На Пасху они снова встретились в Стэнтоне. За это время они обменялись множеством писем, и тот самый молодой офицер, который собирался разгромить Стэнтон при помощи гаубиц, сделал Мэри предложение. Все её родственники были озадачены и несколько огорчены, когда она ему отказала.

– Он такой милый мальчик, – убеждала её мать.

– Знаю. Но разве к нему можно относиться серьёзно?..

– А почему нельзя?

– К тому же, – продолжала Мэри, – он не существует на самом деле. Он не живой человек: кусок мяса – больше ничего. Нельзя выйти замуж за кусок мяса! – Она вспомнила слишком живое лицо Рэмпиона; оно обжигало, оно было острым и сверкающим. – Нельзя выйти замуж за призрак, даже если у него есть кости и мясо. Особенно если на нем так много мяса. – Она разразилась хохотом.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – с достоинством сказала миссис Фелпхэм.

– Зато я понимаю, – ответила Мэри. – Я понимаю. А в данном случае только это и важно.

Гуляя с Рэмпионом по вересковым пустошам, она рассказала ему, как она расправилась с этим слишком материальным привидением военного образца. Он молча выслушал её. Мэри была разочарована, и в то же время ей стало стыдно своего разочарования. «Боже мой, – сказала она себе, – я, кажется, старалась вызвать его на то, чтобы он сделал мне предложение!»

Дни проходили; Рэмпион был молчалив и мрачен. Когда она спросила его о причине, он стал говорить о своих безрадостных видах на будущее. К осени он окончит университет; придётся искать заработок. Чтобы получить заработок немедленно – а ждать он не имеет возможности, – ему остаётся одно: сделаться учителем.

– Учителем, – повторил он с выражением ужаса, – учителем! И после этого вы удивляетесь, что у меня подавленное настроение? – Но у него были и другие причины чувствовать себя несчастным. «Будет она смеяться надо мной, если я сделаю ей предложение?» – думал он. Ему казалось, что нет. Но имеет ли он право предлагать, зная, что она не откажет? Имеет ли он право обрекать её на ту жизнь, какую ей придётся вести с ним? Может быть, впрочем, у неё есть собственные деньги; но в таком случае пострадает его честь. – Вы представляете меня в роли учителя? – сказал он вслух. Учительство было для него козлом отпущения.

– А к чему вам быть учителем, раз вы можете стать писателем и художником? Вы сможете заработать себе этим на жизнь.

– Смогу ли? Учительство – это по крайней мере верный заработок.

– А для чего вам нужен верный заработок? – спросила она с оттенком презрения.

Рэмпион рассмеялся:

– Вы не стали бы задавать подобных вопросов, если бы вам пришлось жить на жалованье и знать, что вас могут уволить в недельный срок. Имея деньги, легко быть мужественным и уверенным в себе.

– Что ж, в этом смысле деньги – неплохая штука. Мужество и уверенность в себе – все-таки добродетели.

Долгое время они шли молча.

– Ладно, – сказал наконец Рэмпион, взглянув на неё, – вы сами вызвали меня на это. – Он попытался рассмеяться. – Так вы говорите, мужество и уверенность в себе – это добродетели? Что ж, пусть будет по-вашему. Мужество и уверенность в себе! Скажем так: я люблю вас.

Снова наступило долгое молчание. Он ждал, его сердце билось учащённо, словно от страха.

– Ну? – наконец спросил он.

Мэри повернулась к нему и, взяв его руку, поднесла её к губам.

И до и после женитьбы у Рэмпиона было много случаев восхищаться этими взращёнными богатством добродетелями. Именно Мэри заставила его отказаться от всякой мысли о преподавании и довериться исключительно своим талантам. Уверенности у неё хватало на двоих.