Постепенно отец успокоился и, поправив галстук, снова потянулся к опустевшему стакану.

– Подпишешь? – спросил он.

– Мне нужно подумать. Я категорически против пункта о том, что должна потерять девственность к Новому году. Это насилие над моей личностью.

– Пункт останется.

– Но у меня ведь даже парня нет!

– Самое время найти. Тебе уже восемнадцать. В твоем возрасте средневековые женщины целый выводок детей воспитывали… тех, которые выжили.

– Как мило. Но знаешь что? В вопросе моей невинности коса нашла на камень. Это идет вразрез с моими принципами.

– А у тебя разве есть принципы? – искренне удивился отец.

– Один есть! – Я насупилась, сложив руки на груди. – Поэтому дай мне действительно вескую причину для всей той грязи, в которую ты хочешь меня бросить.

Повисла пауза. Глядя на дно стакана, отец наконец произнес надтреснутым голосом:

– Фрэнки, я умираю. Мне осталось полгода, и я не хочу уходить, не окончив войну с Езерскими. Если мы провалим эту миссию, то я буду приходить к тебе в кошмарах, клянусь.

Отец открыл ящик стола и достал очередную папку, в которой лежало врачебное заключение. Почерк оказался до того непонятный, что я не могла разобрать.

– Что у тебя?

– Рак.

– Когда ты узнал?

– Месяц назад.

– Мама в курсе?

– Нет, пускай не радуется раньше времени. И ты рот держи на замке.

У меня от волнения текст расплывался перед глазами, но я все же запомнила название клиники и номер документа, чтобы потом перепроверить. Я никогда не ставила слово отца под сомнение, и он знал об этом. Но сейчас на кону оказалась не только моя девичья честь, но и будущее всей семьи, и я решила взбунтоваться хотя бы в этой мелочи. Так было легче смириться с собственной беспомощностью перед Сатаной.

– Сделай мне прощальный подарок, дочка. Подари мне «Дол». Я сотру их с лица земли, они наконец перестанут существовать, и я упокоюсь с миром.

Если отец на чем-либо зацикливался, то это навсегда. Я не сомневалась, что он отравит жизнь мне и Роберту, если я не повинуюсь.

Прикрыв глаза, я наконец признала поражение.

– Хорошо. Я попытаюсь.

Отец шумно вздохнул.

– Ты приняла верное решение. Я убежден в твоей победе, потому что в тебе, в конце концов, течет моя кровь.

– А если я не смогу заполучить для тебя акции?

– Тогда Максим – это меньшее зло. Я достаточно рассудительный человек, чтобы признать поражение собственных детей и спасти компанию, даже ценой передачи ее в руки своих врагов… Дело должно быть закрыто до наступления Нового года. Так угодно судьбе.

Иосифу, что ли?! Иосиф предсказал отцу очередную ересь о великой миссии?! Тогда это точно конец.

– Спасибо за ободряющую отповедь, – горько улыбнулась я, все еще не осознав смертельный диагноз папы. Это же Сатана, он бессмертен.

– Я люблю тебя, Фрэнки, потому и продолжаю бороться за тебя. Методы Иосифа действенные, сама убедишься. Докажи, что после моей смерти сможешь управлять «Константой», и она достанется тебе, а не Максиму.

Его голос смягчился, от алкоголя, наверное, и один из самых богатых бизнесменов Москвы вернулся за стол, усевшись в кресло из кожзаменителя, который ненавидел.

Я поцеловала папу в гладко выбритую щеку и вышла из кабинета. Пока не забыла, внесла в смартфон данные клиники и, будто в тумане, побрела к Афелию. Надела шлем, выругалась и умчалась в морг, к другу, который мог помочь с проверкой диагноза.

Константин, он же Кукловод, он же Сатана

Я бросил папку с медицинским заключением назад в ящик и хохотнул, подняв тост в свою честь.

Хорош, мерзавец!

Дочка поверила, что я действительно отдам компанию в руки Езерских, если она не выполнит какой-то дурацкий контракт. Что поделать, Фрэнки – наивная душа. Она усвоила сегодня урок об эффективности шантажа, а вот блеф для нее так и остался неизвестным термином.