— А можно переименовать твой дом? Умный.

Всунула ноги в красные мягкие тапки и поплелась за Матвеем.

— Долго, муторно, и я давно привык.

Широкие плечи под тонкой рубашкой прямо-таки гипнотизировали. Я ведь даже их потрогать могу. Ну, в теории.

— Придумаем тебе прозвище. Персик, например.

— У меня так кота в детстве звали. Рыжего. Ходи Арина с кошачьей…

Возмущение прервала домоправительница:

— Чем могу помочь?

Матвей заржал. Так, что захотелось садануть по его широченному плечу.

— Если попросить ее утопиться?

Торт лег на здоровый прямоугольный стол с рисунком под мрамор… или это в самом деле мрамор.

Не удивлюсь.

— Скорее всего она наполнит ванну. Ты какой чай предпочитаешь? — Матвей заглянул в навесной шкаф. — Был черный, зеленый, белый, вроде… еще какая-то хрень красная.

— Любой.

Ничего так. Годная кухня.

Да что я, в самом деле…

Она великолепна! Божественна! Фантастически прекрасна.

С первого взгляда видна функциональность и вообще… Я тут жить могу. Если что.

— Порежь торт, — Матвей кивнул на нож, разливая кипяток.

Легко! С ножами я обращаюсь прекрасно. Выгляжу при этом, правда, как заправский маньяк… И ладно.

— Расскажешь, что такое пространственный разлом?

Нож плавно вошел в нежный торт, очень похожий на медовик.

Принюхалась, отчетливо различая медовые ноты. Вероятно, это он и есть.

Кружки со стуком опустились рядом. Пар поднимался, тут же рассеиваясь.

Матвей зазвенел блюдцами, ложками.

Мужчина на кухне — ходячий возбудитель. Особенно когда это его кухня, да еще такая.

Хотя… засунуть сюда моего бывшего Олега, и вообще ничего не встанет. То есть не екнет.

— Разлом случается, когда какой-то хитровы… думанный "самый умный" использует магию не по назначению. Энергетические потоки схлестываются и пространство "ломается", — он говорил, раскладывая кусочки по тарелкам. — Кто случайно оказался в этот момент поблизости, попадает сюда. Или наоборот.

Подвинул блюдце ко мне, сам сел напротив, чуть в стороне. Более расслабленно, чем в ресторане. Расстегнул верхние пуговицы на рубашке и взялся за кружку.

Я тоже глотнула.

Засмотрелась, блин!

Язык зажгло. Замычала, быстрее проглатывая.

— Черт, — простонала от досады.

Попила чай. Молодец.

С тортом.

Молодец вдвойне. Но сдаваться не в моих правилах. Я съем этот кусок, чего бы мне это ни стоило.

— Не торопись, я у тебя кружку не отбираю, — хмыкнул Матвей, отправляя в рот ложку с десертом.

Прикрыл глаза, неприлично застонав от удовольствия.

Впечатляющая… картина.

Будоражит… воображение.

— Мне комнату, пожалуйста, подальше от твоей.

Хитрые глаза впились в меня.

— А если такой нет?

Пожала плечами, отсекая ложкой кусочек от торта.

— Не жалуйся потом, что я тебя ночью изнасиловала.

Матвей почесал щетину на подбородке, скользя взглядом по мне вверх и вниз. И снова. И еще раз.

— Сисек нет.

Торт буквально растаял во рту сладкой медовой нежностью. Теперь я понимаю, почему стонал Матвей. Сама едва сдержалась.

Это же божественно!

— На слово не верю. Показывай.

От его уверенного командного тона моя девичья натура, которая похоронена чуть ниже гопника Валеры, подала признаки жизни. Затрепетала там. Где-то.

— Ну уж нет! Вдруг тебе не понравится, выселишь меня, а я еще поселиться не успела. Вот как первую зарплату получу, тогда и покажу.

Взгляд вновь заскользил вниз, задержался на голых ногах, вернулся наверх, завис в районе, где природой грудь предусмотрена, а в мою комплектацию не входит.

— Я запомнил, — кивнул совершенно серьезно.

Я даже поперхнулась.

Торт не туда пошел.

Покашляла, запила чаем.

Он что, поверил? Решил, я перед ним с первой зарплаты разденусь?