– Этому обязательно найдется рациональное объяснение, – улыбнулся Петтер.

Йона вылил в бадью последнее ведро, поставил его на пол, потом разогнулся и поблагодарил четверку за то, что они нашли время прийти.

– Я знаю, что сегодня выходной и всем хочется домой, – сказал он. – Но мне кажется, я кое-что обнаружил.

– Ты сказал, что это важно. Естественно, мы пришли. – Сванейельм все-таки поставил свой портфель на пол, между ног.

– Преступник поднялся на борт прогулочной яхты, – начал Йона. – Спустился по лестнице в форпик, где спала Пенелопа Фернандес. Вернулся на корму, взял ведро с веревкой и стал наполнять бадью на корме.

– Пять-шесть ведер, – вставил Петтер.

– Когда бадья наполнилась, он спустился вниз и разбудил Пенелопу. Вытащил ее на палубу и утопил в бадье.

– Кто мог это сделать? – спросил Сванейельм.

– Пока не знаю. Какие-нибудь садисты, пытка водой…

– Месть? Ревность?

Комиссар склонил голову набок и задумчиво сказал:

– Это не простой убийца. Возможно, преступник хотел получить от жертвы какую-то информацию, заставить ее что-то рассказать или в чем-то признаться – перед тем как в последний раз макнуть ее головой в бадью и держать, пока у жертвы не кончится воздух в легких и она не сделает инстинктивный вдох.

– Что скажет главный патологоанатом? – спросил Сванейельм.

Нолен покачал головой:

– Если ее утопили… Тогда я должен был бы найти следы насилия на теле – синяки и…

– Давайте пока подождем с возражениями, – перебил Йона. – Я бы хотел показать вам, как я вижу преступление, как оно произошло. А потом мы все вместе осмотрим тело и увидим, подтверждается ли моя теория доказательствами.

– Почему ты все делаешь не по-людски? – поинтересовался Петтер.

– Еще немного – и мне надо будет идти, – предупредил прокурор.

Комиссар взглянул на него – в светлых глазах блеснул лед. В уголке рта появилась улыбка – улыбка, которая никак не вязалась с серьезным взглядом.

– Пенелопа Фернандес, – начал он, – сидела на корме и курила марихуану. День был жаркий; ее разморило, она спустилась отдохнуть и уснула, не сняв джинсовую куртку.

Он махнул юному ассистенту Нолена, ждавшему у дверей.

– Фриппе обещал помочь мне с экспериментом.

Фриппе, широко улыбаясь, шагнул вперед. Черные крашеные волосы колтунами свисали на спину, потертые кожаные штаны украшали заклепки. Он тщательно застегнул джинсовую куртку, надетую поверх черной футболки с эмблемой рок-группы «Европа».

– Смотрите, – мягко предложил Йона. Одной рукой он захватил рукава куртки, заведя Фриппе руки за спину, а другой крепко взял его за волосы. – Теперь я полностью контролирую движения Фриппе – а на его теле не появится ни единого синяка.

Йона еще сильнее стиснул руки молодого человека. Фриппе охнул и согнулся.

– Потише, – засмеялся он.

– Ты, конечно, крупнее жертвы, но я все же смогу сунуть тебя головой в бадью.

– Осторожнее, – предупредил Нолен.

– Я только попорчу ему прическу.

– Ничего, – улыбнулся Фриппе.

Началась молчаливая, с сопением, борьба. Нолен выглядел встревоженным, Сванейельм – озабоченным. У Петтера вырвалось тихое ругательство. Без особых усилий комиссар макнул Фриппе головой в бадью, немного подержал под водой, выпустил и отступил назад. Фриппе, пошатываясь, выпрямился, и Нолен поспешил к нему с полотенцем.

– Достаточно было описать словами, – недовольно заметил он.

Когда Фриппе вытерся, все в молчании перешли в соседнюю комнату. В прохладном воздухе плыл тяжелый запах разложения. Одну стену занимали расположенные в три яруса холодильные камеры из нержавеющей стали. Нолен открыл камеру номер шестнадцать и вытащил ящик. На узком поддоне лежала молодая женщина. Обнаженное тело стало бесцветным, вокруг шеи – коричневая сетка кровеносных сосудов. Йона указал на тонкую выгнутую линию над грудью покойницы и сказал Фриппе: