Они с Дисой собрались пообедать в саду Росендаль[8] на Юргордене[9]. Йона пришел слишком рано и какое-то время стоял на солнцепеке, разглядывая пар, повисший над маленьким виноградником. Наконец он увидел Дису с тряпочной сумкой на плече. Маленькое умное лицо усеяно веснушками, а волосы, обычно заплетенные в две лохматые косички, ради торжественного момента распущены по плечам. Диса нарядилась: на ней было летнее платье в цветочек и босоножки на танкетке.

Они сдержанно обнялись.

– Привет, – сказал Йона. – Прекрасно выглядишь.

– Ты тоже.

Они взяли еду в кафетерии и уселись за столик на улице. Йона заметил, что Диса сделала маникюр. Она была руководителем археологической группы и обычно коротко стригла ногти, под которые иначе забивалась земля. Йона перевел взгляд на фруктовый сад.

Диса принялась за еду и с набитым ртом проговорила:

– Герцог Курляндский подарил королеве Кристине леопарда. И она держала зверя здесь, в Юргордене.

– Надо же.

– Я читала в дворцовых записях, что налоговая палата заплатила 40 далеров серебром за помощь в погребении служанки, которую разорвал леопард.

Диса откинулась на спинку стула, взяла бокал и с иронией заметила:

– Йона Линна, ты болтаешь не закрывая рта.

– Прости. Я…

Йона замолчал и вдруг почувствовал слабость.

– Что?

– Пожалуйста, расскажи еще. Про леопарда.

– У тебя грустный вид.

– Подумал про маму… вчера был ровно год, как она умерла. Съездил на могилу, оставил белые ирисы.

– Мне тоже не хватает Ритвы.

Диса отложила вилку и помолчала.

– Знаешь, что она сказала в последний раз, как мы с ней виделись? Взяла меня за руку и заявила, что я должна соблазнить тебя и от души постараться залететь.

– Могу себе представить, – рассмеялся Йона.

Солнце преломилось в бокале, заиграло в удивительных темных глазах Дисы.

– Я ответила, что вряд ли у меня получится, и она велела мне уходить и не показываться больше ей на глаза, уходить и не возвращаться.

Йона кивнул, не зная, что сказать.

– И ты останешься совсем один, – продолжала Диса. – Большой одинокий финн.

Он погладил ее пальцы.

– Мне этого совсем не хочется.

– Чего?

– Остаться большим одиноким финном, – ласково сказал он. – Я хочу быть с тобой.

– А мне хочется укусить тебя, и довольно больно. Можешь объяснить, почему? Когда я тебя вижу, у меня зубы чешутся, – улыбнулась Диса.

Йона протянул руку, чтобы дотронуться до нее. Он уже опоздал на встречу с Элиассоном и комиссией, но продолжал болтать с Дисой. Надо сходить в Музей северных стран – посмотреть на саамский свадебный венец.

* * *

Пока Йоны не было, Карлос Элиассон рассказал членам Комиссии о женщине, найденной мертвой на спортивной яхте в Стокгольмских шхерах. Бенни Рубин записал в протоколе, что расследование несрочное и что делом должна заниматься морская полиция.

Йона немного опоздал и едва успел присоединиться к обсуждению, когда позвонил Бенгтссон из патрульного подразделения. Они были знакомы давно, больше десяти лет играли во флорбол друг против друга. Йон Бенгтссон был приятным человеком, но растерял почти всех друзей, когда у него обнаружился рак простаты. Бенгтссон поправился, но, подобно многим ощутившим всесилие смерти, стал очень чувствительным и медлительным.

Йона стоял в коридоре возле комнаты для совещаний и слушал медленную речь Бенгтссона. В голосе Бенгтссона звучала чудовищная усталость, которая всегда наваливалась на него после сильного стресса. Бенгтссон только что обнаружил генерального директора Агентства по контролю за экспортом оружия свисающим с потолка его, директора, собственной квартиры.