Тфу ты, романтика!
― Ты общался с ней с таким удовольствием, что забыл представить меня! Я стояла там как дура! Нет, я конечно, понимаю, что мы никто друг другу, но, чтобы так ярко выражать это на людях, я от тебя не ожидала. Ты просто дал всем понять, что я пустое место, ― я вырвалась из его объятий и прошла по комнате.
Открыла стеклянную бутылку с водой и отпила прямо из горла.
Боковым зрением отметила, как Виктор обернулся ко мне. Прищурился, сложив руки на груди.
― А разве ты не этого хотела? Чтобы я не обращал на тебя внимание?
― Я не просила унижать меня. Я всего лишь хочу домой, в свою обычную размеренную жизнь.
― Привыкай к новой жизни. Со мной.
Я со стуком поставила бутылку на стол, и сделав пару шагов к Виктору, пальцем ткнула ему в грудь.
― Я не позволю тебе унижать меня. Ты меня понял?
Он оттолкнул меня, бросая ровно на кровать, а сам вышел из комнаты.
Я откинула голову и прикрыв глаза, выдохнула.
Веселый вечер, ничего не скажешь.
И при чем тут ревность, если речь идет об элементарном уважении?
Раньше у меня подобного не случалось. Даже с учетом моего тяжелого характера, ни один человек не позволил себе унизить меня. И меньше всего я ожидала этого от мужчины.
Интересно, Островский знает элементарные правила приличия, или с его бабками можно закрыть глаза на уважение и достоинство?
А его эта бывшая, она того же поля куст? А зачем я спрашиваю, если и так все понятно. Была бы она нормальная, отметила бы меня еще на вечере. Сама бы поздоровалась и предложила познакомиться, но она делала вид, что меня не существует. Будто я пыль под ее ногами.
Да, по сути, мне плевать на нее, и ее неуважение ко мне. У меня тоже к ней нет никакого уважения. Мы друг друга стоим. Но Виктор! Почему он так поступил? При том, что он сам потащил меня на этот праздник, сам одел, сам…
Позвал для красивой картинки?
Да нет, не думаю, что это так. К тому же его друзья осведомлены о некой Вере Матвеевой, как о невесте завидного холостяка Виктора Островского. Похоже на абсурд! И что ему от меня надо?
Поднявшись с кровати, я отбросила испорченное платье на пол. С грустью посмотрела на шелк и подняв его, переложила на кресло.
Платье действительно жалко. Дать бы Виктору по носу.
Сбросила босоножки и осмотревшись, надела на себя халат. Нет смысла переодеваться в домашнюю одежду, скорее уже в пижаму.
Отпила еще немного воды из бутылки и решила прогуляться по двору. Слышала, что собаки не бегают на том участке, где выход из веранды и бассейн. Там даже имелся забор, чтобы животные не бегали по задней части двора.
Спустившись вниз, порадовалась, что не встретила хозяина, иначе бы увязался за мной и я снова наговорила ему гадостей. А как мне держать себя в руках, когда он такое творит? Мало ему моего нахождения здесь без согласия, так еще эти унижения.
А может я все‐таки накручиваю себя? И нет ничего страшного в том, что он меня не познакомил со своей бывшей? Зачем ей вообще знать, кто я такая? Особенно, кем я являюсь для Островского. Пусть делают, что хотят. Мне нет дела не до нее, не до Виктора. Мне бы стоило подумать, как отсюда свалить, да так, чтобы обошлось малыми жертвами.
Ага, жертва ― это я про себя.
Попробуй сбежать я, Виктор меня отшлепает или того хуже, нос откусит.
Повсюду замкнутый круг. Как не крути, везде ловушки.
Пройдя по дорожке, я улыбнулась, отмечая приятный звук, который издают в траве сверчки. Стридуляция. Кажется, так это называют. Когда самцы привлекают внимание самок, и отпугивают соперников. Вот это я понимаю, по‐мужски.