Я же не отрываю взгляда от его лица. Смотрю долго, пытаюсь найти хоть что-то, что может дать мне надежду, но не вижу ничего. Глаза жжет. Опускаю взгляд в пол, стараясь справиться с накатывающими слезами. Дышу поверхностно, часто.

— Спасибо, — бормочу, прежде чем сделать шаг в указанном направлении.

— Девушка, — он окликает меня. Застываю на месте, боясь услышать еще один “приговор”.

Лишь когда доктор ровняется со мной, протягивая мне тренч, могу немного расслабиться. Забираю одежду из его рук, ловлю неуверенный взгляд.

— Говорите, — произношу безнадежно, не уверена, что у меня получится справиться с еще большим количеством новостей.

— Я обычно не вмешиваюсь в личные дела пациентов, но это важно, — доктор отводит взгляд в сторону, где мелькает чья-то фигура, прежде чем вернуться ко мне. — Постарайтесь уделять матери больше внимания. Скорее всего, в последнее время она была очень слабой, постоянно хотела спать, ее мучили приступы одышки и боли в сердце. В таких случаях, как у вашей матери, чем быстрее пациент обратится за помощью, тем лучше.

Образ доктора расплывается перед глазами. Слезы катятся по щекам. Кусаю многострадальную нижнюю губу, чтобы подавить рвущейся наружу всхлип. Чувство вины сдавливает грудь. Я действительно слишком сильно сконцентрировалась на работе, забыв обо всем, в том числе и о маме.

— С-спасибо, — сминаю тренч и резко разворачиваюсь, чтобы не видеть осуждения, которое, скорее всего, появилось в глазах у врача.

Не запоминаю, как поднимаюсь на пятый этаж. Отделение кардиохирургии нахожу сразу напротив лифта. Иду по очередному коридору с серыми стенами и белыми дверями. Останавливаюсь у поста медсестер, чтобы спросить, в какой палате мама, после чего продолжаю путь.

Чувствую себя опустошенной, когда открываю одну из множества дверей и вижу маму, спящую на кровати у окна. Ее подключили к аппарату, который противно пищит. Соседка по палате, видимо, куда-то вышла, если судить по смятому одеялу на второй постели.

Подхожу ближе к маме и вглядываюсь в слишком бледное лицо. Оно по цвету мало чем отличается от белой наволочки.

Как я могла не заметить?

Слезы сильнее льются из глаз. Зажимаю рукой рот, чтобы не разреветься в голос. Не хватало еще разбудить маму. Она кажется такой хрупкой. Едва не тонет в односпальной кровати. Одеяло, которое до груди накрывает ее, делает маму еще меньше.

Смотрю на родное лицо и не понимаю, что делать. Пустота в голове начинает заполняться мыслями. Они мечутся, путаются. Но главное, у меня все-таки получается уловить — я должна быть рядом с мамой. Мне никак нельзя уезжать. Я не могу оставить ее одну. Не в таком состоянии.

У меня не остается выбора. Вот только…

Нахожу телефон в кармане тренча, выбираю нужный номер в списке контактов и быстро набираю сообщение:

“Я согласна. Но у меня есть одно условие.”

Нажимаю на кнопку “отправить”. Ответ приходит спустя мгновение:

“Через два часа жду в офисе. С вещами.”

8. Глава 7

В субботу вечером офис звенит от тишины. Я забыла, когда в последний раз ходила по коридорам с белыми стенами и коричневыми дверями, не натыкаясь на вечно спешащих куда-то сотрудников. Тусклое освещение не помогает избавиться от угнетенности, которая с каждым шагом растекается по моим венам. Шуршание катящихся по паркету колесиков чемодана звучит почти так же, как гвоздь, которым ведут по школьной доске.

Любая другая девушка, наверняка, наверное, волновался бы, трясся от страха, но у меня внутри поселилась пустота. Она затягивает все глубже с каждый шагом. Не дает воспоминаниям о матери, которую я оставила в больнице, пробиться сквозь выстроенную ментальную стену. Успокаивает одно: врачи дали маме какое-то лекарство, чтобы та отдохнула, и она будет еще долго спать. Я успею решить вопрос с боссом и вернуться до того, как мама проснется. Надеюсь…