Это оказалось долго и утомительно. Меня опять осматривали, измеряли и пытались найти во мне изъяны. Но, к счастью, и эта экзекуция была окончена, и я отправилась обратно в палату, дожидаться обеда. Пока время ещё было я выскочила на веранду в надежде застать там Лиду.

Мне повезло – она сидела за столом, на том же месте. На ней был тот же страшный халат, но общая зачуханность облика стала чуть меньше. Лида сидела и раскачивалась туда-сюда, периодически пуская слюни.

Увидев меня, она встрепенулась, торопливо вытерла слюни рукавом и показала в радостной улыбке пеньки от зубов.

– Привет, – в ответ улыбнулась я, протягивая ей кулёк с ирисками и другими конфетами (всё, что нашла в закромах запасливой Риммы Марковны, я выгребла для этой Лиды) – Держи. Это тебе.

– Ой, спасибочки! – обрадовалась толстуха, схватила кулёк и активно зашуршала фантиками.

– Слушай, Лида, а скажи мне такое…

– Смотри! Тут даже «Красный мак» есть! – восхищённо воскликнула Лида, перебив меня. – И «смородиновая» карамелька! О! Целых четыре!

Мне пришлось подождать, пока детские восторги улягутся. Но я сказала себе, что бедная девушка провела тут слишком много времени и банально соскучилась по конфетам. Нужно будет ей ещё что-то такое принести. Может, ей крем для рук нужен или шампунь.

Когда кулёк практически опустел, я таки задала вопрос:

– Что будем дальше делать?

– А я знаю? – толстуха пожала плечами и развернула ещё одну конфетку.

– Лида, ты же понимаешь, что отдать тебе это тело я физически не могу. Это невозможно. – сказала я, – не знаю, как так получилось, что меня закинуло сюда, а тебя – сюда. Но моей вины в этом нет. Ты понимаешь это?

Толстуха кивнула, как мне показалось, равнодушно. Но я не стала заострять на этом внимание. Она прожила в этой дурке столько времени. Понятно, что оставаться абсолютной нормальной в таких условиях титанически трудно.

– Но тем не менее, я считаю, что жить тебе здесь и дальше – несправедливо. Ты и так здесь столько времени просидела…

– А что я могу сделать? – огорчённо покачала головой Лида, – мне некуда идти.

– Увы, но домой я тебя забрать не могу, – покаялась я, – у меня дома тётя и ребенок.

Известие о ребенке не произвело на настоящую Лиду особого впечатления. И про тётю она не спросила. Интересно, что за уколы ей делают?

– Но зато у меня есть комната в коммуналке, – сообщила я ей. – Она как раз пустует сейчас. Там раньше Римма Марковна жила. И ты могла бы пожить сейчас там.

– В коммуналке? – захлопала глазами Лида.

– Да, там хорошая комната. В переулке Механизаторов. Она свободна. И соседи неплохие. В одной комнате семья живет, в другой – мужчина, инвалид. Он тихий. Ещё две комнаты пустуют. Ты не помнишь разве?

Лида расстроенно покачала головой:

– Я теперь мало что помню. Очень сильные таблетки дают. И уколы.

Мне было жаль её до слёз.

– Но ты не думай, – горячо зашептала она, оглядываясь на вход, не идут ли санитары, – мне бы хоть какое-то время не получать их, и я всё обязательно вспомню! Ты же веришь мне?

– Верю, – вздохнула я и продолжила. – А Валеру Горшкова ты помнишь?

Толстуха отрицательно покачала головой:

– Доктор сказал, что у меня вытеснение плохих воспоминаний.

Я покивала, вспомнив старичка-доктора, который утверждал то же самое.

– Он, кстати, тоже здесь находится.

Толстуха смотрела равнодушно, разглаживая на столе фантики.

– Ты была за ним замужем.

Судя по тому, как вытаращилась на меня Лида, эта новость застала её врасплох.

– Я? Замужем?

– Да. Когда я попала в это тело, ты была замужем за Валерой. Поэтому ты Лида Горшкова.