Вмешательство принуждающей государственной власти в нашу жизнь создает больше всего помех, когда его нельзя ни предотвратить, ни предсказать. Когда такое принуждение оказывается необходимым даже в свободном обществе – например, в тех случаях, когда нас привлекают к участию в суде в качестве присяжных заседателей или к службе в качестве особого констебля (special constable), последствия этого смягчаются тем, что ни один человек не наделяется властью принуждать по собственному произволу. Вместо этого решение о том, на кого именно ложится эта повинность, принимается на основе случайного процесса, такого как вытягивание жребия. Эти непредсказуемые акты принуждения, порождаемые непредсказуемыми событиями, но подчиняющиеся известным правилам, затрагивают нашу жизнь, как и все прочие «вмешательства Бога», но не ставят нас в зависимость от произвола другого человека.

9. Является ли предотвращение принуждения единственным оправданием того, что государство использует угрозу принуждения? Мы могли бы, вероятно, включить в понятие принуждения все формы насилия или, по крайней мере, согласиться, что успешное предотвращение принуждения будет подразумевать предотвращение всех видов насилия. Однако остается еще один вид вредных действий, предотвращение которого принято считать желательным и который на первый взгляд может показаться стоящим особняком. Это обман и мошенничество. Хотя назвать их «принуждением» было бы натяжкой, после некоторого размышления становится ясно, что причины, по которым мы хотели бы их предотвращения, те же самые, что и в случае принуждения. Мошенничество, как и принуждение, – это форма манипулирования данными, на которые рассчитывает человек, с целью заставить его сделать то, что хочет жулик. Если последний достигает успеха, то обманутый точно так же оказывается невольным орудием, служащим исключительно целям другого. Хотя у нас нет одного слова для обозначения всех трех видов действий, все, сказанное выше о принуждении, равным образом применимо к мошенничеству и обману.

С этой поправкой, как представляется, можно принять, что свобода требует не более чем предотвращения принуждения и насилия, обмана и мошенничества, но допускает применение принуждения государством с единственной целью обеспечить соблюдение известных правил, предназначенных для создания наилучших условий, в которых индивид может организовать свою деятельность в соответствии с рациональным и внутренне согласованным паттерном.

Проблема пределов принуждения отличается от вопроса о надлежащих функциях государства. Задачи государства никоим образом не сводятся к применению принуждения. Действительно, услуги государства обычно финансируются с помощью мер принуждения. Средневековое государство, которое финансировало свою деятельность главным образом за счет дохода от своей собственности, могло предоставлять услуги, не прибегая к принуждению. Однако в современных условиях вряд ли можно реализовать на практике требование, чтобы государство предоставляло такие услуги, как забота о немощных и нетрудоспособных, строительство и содержание дорог или предоставление информации, не прибегая к использованию своей принуждающей власти для их финансирования.

Не приходится ожидать, что когда-либо будет достигнуто полное согласие о желательности того или иного объема производства таких услуг, и далеко не очевидно, что принуждение людей к участию в достижении целей, в которых они не заинтересованы, может быть морально оправданным. Однако в известной мере большинство из нас находит выгодным делать такого рода взносы, поскольку понимает, что и мы в свою очередь выигрываем от аналогичных взносов, которые делают другие в достижение наших целей.