Принципы, требующие самоограничения власти большинства, не делаются неверными от того, что демократия ими пренебрегает, да и демократия не делается нежелательной от того, что часто делает то, что либерал считает ошибочным решением. Он просто верит, что у него есть аргументация, которая, будучи верно понятой, побудит большинство положить пределы собственной власти, и он надеется, что когда будут приниматься решения по конкретным вопросам, ему удастся склонить большинство к принятию этой аргументации.
9. Не последнее место в этой либеральной аргументации занимает утверждение, что пренебрежение этими пределами в конце концов губительно не только для мира и процветания, но и для самой демократии. Либерал убежден, что пределы, которыми демократия должна ограничить себя, являются теми самыми пределами, внутри которых она может действовать эффективно и внутри которых большинство может в полном смысле слова направлять и контролировать действия правительства. Пока демократия ограничивает индивида только созданными ею же общими правилами, она удерживает власть принуждения под контролем. Если же она попытается управлять людьми более конкретно, то вскоре обнаружит, что лишь указывает цели, которых следует достичь, предоставляя чиновникам-экспертам выбирать, какими именно способами их надо достигать. И как только мысль, что решения большинства могут лишь указывать цели, а способ их достижения следует оставить на усмотрение администрации, становится общепризнанной, вскоре возникает и убеждение, будто почти любые средства достижения этих целей легитимны.
У человека нет оснований бояться каких-либо общих законов, которые могут быть приняты большинством, но у него достаточно причин бояться правителей, которых большинство может поставить над ним для исполнения своих указаний. Сегодня личной свободе угрожает не та власть, которой могут фактически обладать демократические законодательные собрания, а власть администраторов, которым поручено достижение конкретных целей. Согласившись, что большинство должно предписывать правила, которые мы будем соблюдать, преследуя наши индивидуальные цели, мы обнаруживаем, что все больше и больше оказываемся подчинены приказам и произволу его агентов. Достаточно показательно, что не только большинство сторонников неограниченной демократии вскоре становятся защитниками произвола и начинают разделять взгляд, что экспертам нужно предоставить решать, что именно хорошо для общества, но и что самые восторженные сторонники такой неограниченной власти большинства – часто те самые администраторы, которым лучше всего известно, что когда такая власть будет установлена, осуществлять ее будут именно они, а не большинство. Если современный опыт в этом отношении что-то и доказал, то лишь, что когда для решения определенных задач обширные полномочия по принуждению предоставляются правительственным ведомствам, действенный контроль над этими полномочиями со стороны законодательных собраний становится невозможен. Если последние сами не установят средства, которые надлежит использовать, то решения их агентов будут более или менее произвольными.
Общие соображения и недавний опыт показывают, что демократия эффективна лишь до тех пор, пока правительство, применяя принуждение, ограничивается только теми задачами, которые могут быть решены демократическим путем[197]. Если демократия – средство сохранения свободы, то свобода индивида – не менее существенное условие функционирования демократии. Хотя демократия, вероятно, наилучшая из форм ограниченного правления, она становится абсурдом, если превращается в неограниченное правление. Те, кто провозглашает, что демократия обладает неограниченной компетенцией, и поддерживает все, чего желает большинство в любой данный момент времени, ведут дело к ее гибели. По сути дела, либерал старой школы – гораздо больший друг демократии, чем демократ-догматик, ибо он озабочен сохранением условий, обеспечивающих работоспособность демократии. Нет ничего «антидемократического» в попытке убедить большинство, что существуют некие границы, за которыми его действия перестают быть благотворными, и что ему следует соблюдать принципы, которые не были целенаправленно установлены им самим. Чтобы выжить, демократия должна осознать, что она не источник справедливости и что ей необходимо признать концепцию справедливости, которая не обязательно воплощается в наиболее популярном мнении по каждому конкретному вопросу. Опасно то, что мы ошибочно принимаем средства обеспечения справедливости за саму справедливость. Поэтому те, кто стремится убедить большинство в необходимости признать соответствующие границы своей справедливой власти, столь же необходимы для демократического процесса, как и те, кто неустанно указывает новые цели для демократической деятельности.