– Сын, ты в порядке?

– Да. Всё хорошо! – ответил я.

– Ты уже минут сорок там! Тебе плохо? – с тревогой в голосе спросила мама.

– Нет, мам, всё хорошо! Я выхожу!

Запах поджаренной яичницы, приготовленной мамой, возбуждал аппетит мгновенно. Она её делала волшебно. Казалось бы: пара яиц и несколько кусочков помидора, но по своему воздействию блюдо было похоже на зелье для приворота. Я сел за стол и принялся уплетать божественное кушанье. Мама всегда клала на стол приборы, но я никогда не ел яичницу вилкой и ножом, а только черпал её кусочками свежего хлеба. То были мгновения счастья, когда утром на стол подавалась яичница с помидорами и свежим горячим хлебом. В такие моменты я не мог думать ни о чём другом.

– Знаешь, я уже давно хочу с тобой поговорить, но не знаю, как начать… – вдруг сказала мама.

Я напрягся: «Что случилось?» Когда она таким тоном говорит, значит, дело пахнет керосином. Уже – не до яичницы.

– Нет… ничего такого. Просто я хотела узнать – у тебя что-то случилось?

– В каком смысле, что-то у меня случилось? – от такого начала у меня в голове файлы зависли.

– Ты знаешь, я боялась спросить у тебя и ждала целый год этого.

– Чего ты ждала год?

– Когда тебе было десять лет и ты вдруг стал читать Библию, мы с отцом, поначалу были рады, что ты сидишь дома, читаешь. Но потом я перестала понимать – хорошо это или плохо, когда тебя унесло слишком далеко. Мне стало страшно. Казалось, что я тебя теряю. Твоя комната была похожа на церковную лавку: я везде находила кресты, видела твои рисунки. Я просила отца поговорить с тобой, но он не стал это делать и мне запретил. Сказал, что ты побесишься и успокоишься. Но ты не успокаивался. Я даже хотела обратиться за помощью к детскому психологу, потому что совершенно не понимала, что с тобой происходит и что с этим делать. И вдруг, год назад, как-то сразу, всё это закончилось, и я была так рада, но страх за тебя всё равно до сих пор меня не покидает. Мне кажется, что это вернётся. Я не спрашивала тебя, что случилось, делала вид, что ничего особенного не произошло, как будто приснился кошмарный сон и он закончился. Твоя комната в одночасье превратилась в прежнюю комнату обыкновенного подростка. Не думала я, что буду так рада увидеть снова в своём сыне прежнего мальчика, у которого есть друзья и он ходит непонятно где. И теперь, когда прошёл год, я хочу у тебя спросить, что случилось?

Я слушал мать и не понимал, о чём она говорит, но, когда она закончила, я вдруг осознал, словно проснулся от зимней спячки: я ведь ярко помнил только ту ночь, но не помнил пятилетнего «путешествия». Эти годы были просто стёрты из памяти. Весь научно-информационный багаж, накопленный за то время, отформатировали и сложили в «архивные» глубины моего мозга, а вместо него загрузили обычные программы. Всё это было похоже на сон, который я видел, но, проснувшись, понял, что он растаял на утреннем солнышке, и я не в состоянии его пересказать. В воспоминаниях была лишь одна фраза: «Новый мир…»

– Я не помню, да и не хочу вспоминать. Это всё в прошлом, и тебе не о чем больше волноваться! – сказал я и улыбнулся ей.

– Спасибо тебе.

– За что, мам?

– За то, что… что вернулся к нам!

После завтрака я стал собирать рюкзак для похода в горы. Много вещей не брал, только самое необходимое для экстремального туризма: нож, фляжку с водой, фонарь, трос альпиниста, огниво для разжигания костра и спальный мешок. Палатку мы никогда не брали. Мы всегда находили пещеры либо сами строили шалаш.

На попутке я доехал до пересечения двух дорог, одна из которых вела прямо в горы, и пока приехал мой друг, я успел выкурить три сигареты с интервалом в двадцать минут. Пунктуальность не была его добродетелью. Дальше мы шли уже своим ходом. На то, чтобы дойти к подножью, ушло около двух часов, за это время нам на удивление никто не повстречался. Необычным было то, что по протоптанной туристами дорожке всегда кто-нибудь шёл или в одну сторону, или в другую, а тут не было ни единой души. Моему другу это понравилось, потому что он не очень любил людей, особенно когда кто-то норовил познакомиться. Покинуть город и людей, чтобы натыкаться на них в горах, это было для него не приемлемо. Поэтому он радовался, что мы были абсолютно одни. Не могу сказать, что и я был в восторге, но ожидаемой дикости путешествию это придавало.