Щербатов достал крест Пятса, протянул Понизову.
– Оставь себе, – всегда державший дистанцию, он вдруг перешел на «ты». – Он еще просил: если когда-то церковь в Тургинове восстановят для отправления культа, отнести этот крест туда. Мне уж не судьба.
Понизов тихонько закрыл за собой калитку. «Ушастик» так и стоял посреди дороги. Местные водители, зная хозяина, не гудели. Осторожно объезжали по обочине.
Так скверно ему давно не было. Домой, как часто в таких случаях бывало, совершенно не хотелось. Поехал в Тверь, на «конспиративную» квартиру.
В чем преимущество старенького «запорожца»? Можно бросить на ночь – не сильно напрягаясь. Правда, разок всё-таки сняли колеса. Понизов даже посочувствовал чудаку, польстившемуся на разношенную, как старые калоши, резину. Но, в сущности, головной боли брошенный без надзора «ушастик» не доставлял. Допыхтел до места назначения – уже удача!
Понизов выбрался из машины. С силой хлопнул дверью, – иначе не закрывалась. От подъезда отделилась тень.
– Николай Константинович! – окликнула тень. Вышла на свет и обернулась Светланкой. Кровь ударила Понизову в голову.
– А я вас заждалась. Долго гуляете, – сообщила она, стараясь выглядеть беззаботной.
Понизов совершенно растерялся.
– Но – каким образом именно сюда? Никто не знает…
– Ну, не совсем никто. Секретарша ваша дала адрес. Я ей сказала, что готовы материалы и что вы их очень ждете. Она засмеялась и – дала.
Светланка протянула обернутую в целлофан кассету.
Понизов неуверенно принял.
– Но… это не мне. Это эстонцы ждут. Разве не предупредили?
Светланка нахмурилась: конечно, предупреждали. И маленькая хитрость не удалась.
– Я… хотела увидеться! – выпалила она.
– А Лева, он?..
Светланка рассердилась:
– Леве я сказала, что ухожу, потому что люблю другого! Сказать, кого именно?!
Понизов смешался.
– Но… – промямлил он. – Как это может быть? Мы и виделись-то всего раз.
– Всего раз! – подтвердила Светланка. – Но какой!.. Я, может, до сих пор всех мужиков к тому случаю примеряю.
– А тебе Левка, когда отговаривал, не сообщил, что я бабник?
Светланка уныло кивнула: конечно, сообщил.
– И что женат? И дети? Криво, правда, женат. И, наверное, разойдусь. Но пока так.
– Не пугай ты меня, – попросила она. – Не видишь разве? Я и так боюсь.
Ее затрясло.
Понизов заботливо склонился:
– Что-то не так?
– Коля! Включи, наконец, мозги! – простонала она. – Два часа на улице. Я ж элементарно продрогла!
Понизов сгреб ее в охапку.
Поздно вечером из гостиницы позвонил возвратившийся Алекс. Похвастался, что привез с собой таинственного старичка-диссидента. Того самого. Они уже договорились в Бурашевской психбольнице, что наутро им разрешат пройти по территории, ознакомиться с палатой, в которой умер президент Пятс. Сопровождать их вызвалась Гусева, за которой заедут. После чего всей делегацией прибудут в поссовет.
О решении «экспедиторов» вывозить останки только после получения официального разрешения он уже знал.
– Да, мы, эстонцы, так устроены. В уважении к закону. Даже к плохому, – посетовал он. То ли осуждая, то ли гордясь.
На следующее утро Понизов приехал на работу с опозданием.
Любаня поднялась за своей перегородкой. Пристально оглядела шефа.
– Вижу, материалы получены, – констатировала она.
Понизов благодарно поцеловал насмешнице ручку.
– Хоть за других порадоваться, – буркнула Любаня. – Тебе опять Корытько звонил. Очень гневался, что не может застать. Требовал немедленно перезвонить.
Скрепя сердце, Понизов набрал личный телефон председателя райисполкома. Тот и впрямь оказался крепко зол.