Среди обсуждаемых вопросов был, видимо, и вопрос о позиции Констанция, который уже в те времена проводил собственную политику молчаливой поддержки христианства. Пристрастия Галерия были давно и хорошо известны. Он всячески насаждал культ божественных близнецов, покровителей римлян. Для его соперника самым естественным было искать поддержки у сторонников другой веры – именно это и сделал Констанций. Епископы считали его своим другом, хотя никто никогда не смог бы подтвердить это мнение какими-либо высказываниями цезаря.

Христианство распространялось и приобретало вес в первую очередь в городах. Его идеи, прозвучавшие впервые в суматохе средиземноморских торговых центров, набирали силу в тех городах, где пытливый дух греков оказывал на римлян самое большое влияние. Христианство никогда не было религией крестьянства, хотя в нем присутствовали отдельные элементы, которые со временем сделали его привлекательным и для сельского населения. Но на данном этапе новая религия вербовала себе сторонников из среды ремесленников и торговцев, которые знали цену деньгам и разбирались в законах финансовой жизни.

Не следует забывать известную пословицу, что рыбак рыбака видит издалека. В определенном смысле законы и заповеди христианства были лишь нормами жизни цивилизованного общества, подкрепленными изощренной теологией, за которой стоял авторитет бессмертного и милостивого бога. Ни один государственный деятель, взглянувший на законы христианства под этим углом зрения, не стал бы преследовать людей, разделявших подобные идеи.

В соответствии с древней традицией, во время празднования виценалий открывались двери всех тюрем. Убийцы и грабители, выйдя на свободу, сразу начали славить Диоклетиана и Максимиана. Епископов, священников и других опасных преступников, принадлежащих христианству, прежде чем отпустить на свободу, подвергали допросу. Их освобождали только на определенных условиях. Сначала они должны были принести жертву господину и Цезарю Августу. Местных правителей уведомили, что если потребуется применить «убеждение», чтобы христианин выполнил это требование, то он вправе это сделать. Это был так называемый «третий эдикт».

Таким образом, борьба еще более обострилась. Более слабые духом были освобождены из тюрем, в то время как те, кто был готов страдать до конца, столкнулись со всевозможными видами шантажа и угроз, с помощью которых их вынуждали отказаться от своей веры. Иногда попытки местных властей проявить милосердие выливались в прискорбные эпизоды, когда протестующих христиан волокли в суд, объявляли принесшими требуемую законом жертву и (не всегда вежливо) выдворяли из зала. Самых упорных отправляли (часто в плачевном состоянии) назад в тюрьму, где они яростно молились до следующего раза… И пока существовали такие люди, правительство не могло считать себя победившим.

За 13 дней до официального окончания торжеств Диоклетиан, будто влекомый дьяволом, внезапно покинул Рим и направился домой. Еще не доехав до Равенны, он простудился; и, хотя его приближенные, как могли, старались облегчить для него путешествие, в Никодемию Диоклетиан прибыл полностью больным и разбитым. Христиане не преминули указать, что удача отвернулась от Диоклетиана, когда он начал преследование христиан.

Когда же он подписал третий эдикт, его звезда закатилась.

Диоклетиан не появлялся на публике до 1 марта, а когда вернулся, был очень слаб, словно сам Бог указал на него обвиняющим перстом, и создавалось впечатление, что он больше не вернется к активной жизни.