– Ага. А еще ваша внезапность. Я не особенно тут ориентируюсь и не очень готова к вашим резким приближениям и движениям.

Получился стих. Принц закивал, виновато сдвинул брови домиком – прямо как нашкодивший ребенок – и вдруг вылетел из кресла как подорванный. Пробежал несколько кругов возле кровати, словно проверял – достаточно уже удивил или осталось у меня еще место, где не было нервного тика.

Заметив мою реакцию, Зардис приостановился, задвигался медленней и спокойней. Нарочито неспешно вернулся в кресло, подался вперед и уточнил:

– А на вопрос не ответите?

Я наконец-то собралась с мыслями, да что там – просто собралась. Видимо, психика потихоньку адаптировалась, поняла, что покой нам здесь даже не приснится. Я прочистила горло и произнесла:

– Простите. Я немного растерялась. Готова к вашему сопровождению на отбор. Готова к ухаживаниям. Не сержусь на вашу… как бы это сказать… слежку. Но по поводу серьезных отношений должна еще подумать. Познакомиться с вами поближе.

Фуф! Кажется, получился довольно внятный и вежливый ответ. Зардис, похоже, ожидал большего – чуть нахмурился и расстроенно резюмировал:

– Благодарю, я понял. Буду счастлив сопровождать на отбор и встречаться вне конкурса, дабы познакомиться получше.

Он замолчал, замер статуей. И я в который уже раз пожалела о просьбе. Ну вот! Вначале принц носился так, будто готовился к Олимпиаде. А теперь застыл чугунным болваном. Оно мне надо? Уж лучше бы бегал.

– Ларрис? – осторожно напомнила я, потому что не знала – чем еще привести Зардиса в чувство.

Принц резко откинулся на спинку кресла, и опаленная прядь упала ему на лицо. Вначале Зардис слегка удивился. Выпрямился, быстро заморгал. Затем попытался сдуть челку. Но густую прядь до самого подбородка так просто с лица не уберешь. Зардис удивленно приподнял волосы, посмотрел на них, словно впервые видит и заправил за ухо.

В меня вонзился внимательный изумрудный взгляд. Не понимая – сердится принц, совестит или возмущается, я суматошно затараторила:

– Простите. Я не специально. Просто не умею пользоваться даром. Когда научат я никогда… вообще…

Зардис не двигался, слушал и молчал, и это совершенно сбивало с толку. Наконец, он вытащил из-за уха прядь, посмотрел на нее так, что глаза сошлись в кучку и вдруг заявил:

– Ничего-ничего. Не то чтобы из вас получился хороший стилист. Или как там, на Земле называют тех, кто оболванивает других, а затем уверяет, что это безумно красиво и модно? Зато удивлю придворных и Ларриса… Составлю конкуренцию блестящему Фалькону…

Я посмотрела на Зардиса, пытаясь понять – это он издевается, или всерьез? Принц улыбнулся и хохотнул. Я захихикала тоже. Несколько секунд мы истерично смеялись, освобождаясь от напряжения и переживаний. Зардис немного расслабился. Ну как немного? Спина его теперь походила не на спину часового у Тауэра, а на спину обычного часового в дозоре.

– Про брата расскажу так, – начал принц...

Зардис собирался разразиться речью, я – выслушать его от слова до слова. Но обстоятельства опять внесли коррективу. Казалось, судьба потешалась, смеялась до колик в животе, не позволяя нам с принцем удовлетворить любопытство друг друга. За стеной послышался крик, несколько забористых фраз Вальканта, явно не из кладовой вельможных комплиментов. Потом раздался грохот, новый крик аррена и комментарий Светы:

– Да ладно вам! Ничего особенного. У меня ученики и не такое переживали. И вообще классик нашей литературы Стивенсон говорил: «Шрамы ран и грязь странствий только украшают мужчину».