– Точно.

– Ну, спасибо, – я поднялась. – Немного помог, одной загадкой у меня стало меньше.

Я пошла было к выходу, но тут Генка неожиданно придержал меня за полу парашютного лапсердака.

– Слушай, может, теперь ты мне поможешь?

– А что нужно? Если еще денег, то у меня с собой только сотня, и она мне самой пригодится!

– Нет, не денег, – Генка отчего-то понизил голос и даже прикрылся ладошкой. – Понимаешь, у меня компьютер спятил!

Я подавила смешок. Геночка с превеликим трудом освоил компьютерный набор текстов. Еще весной он норовил всучить верстальщику материал в виде рукописи, изобилующей многочисленными загадочными поправками. Оскорбленный в лучших чувствах верстальщик, работающий под давлением времени, закономерно начинал орать: «Сдавайте тексты в готовом виде, я вам не девочка-наборщица!» Генка в ответ кричал, что он не желает иметь ничего общего с бездушной машиной, потому как он тоже не девочка, а творец и его орудие труда – стило, на что верстальщик, уже свирепея, рекомендовал Генке засунуть это самое стило отнюдь не в чернильницу. Тогда Генка с криком: «Не хотите – не надо!» – демонстративно рвал рукопись в клочья, после чего они с верстальщиком вместе дружно топтали обрывки ногами. В последнем акте этого марлезонского балета появлялся редактор, цыкал на верстальщика, рявкал на Генку, и отрезвленный Конопкин, ворча, собирал с пола бумажные клочки. Ленясь переписывать текст заново, он склеивал обрывки скотчем и волок трепещущее бумажное кружево к секретарше на ксерокс. Барышня от дурацкой работы отмахивалась, Генка начинал вопить, что его, творческую личность, притесняет узколобый технический персонал, техперсонал дружно ополчался против нахала, отбитый по всем позициям Конопкин садился переписывать текст заново и в результате всех этих заморочек не успевал сдать статью в номер. В конце концов терпение главного редактора лопнуло, и он поставил Генке условие: либо тот осваивает компьютер, либо увольняется из «Живем!» к чертовой матери!

Раскладку клавиатуры Генка заучивал неделю, программу «Ворд» в самых общих чертах освоил за месяц, но отношения с белой техникой у него никак не складывались. Компьютер, точно чувствуя Генкину острую к нему неприязнь, то и дело огорошивал неопытного пользователя различными «глюками». Обращаться за помощью к злорадствующим коллегам Геночке не позволяла гордость, и он вынужден был укрощать строптивую машину путем заочных консультаций со сведущими людьми.

– Что случилось-то? – Мне было интересно, чем изобретательный компьютер «порадовал» хозяина на этот раз.

– Вот, смотри! – приятель открыл на мониторе статью, явно еще не законченную.

Подолгу зависая пальцами над клавиатурой, Генка набрал фразу: «Она работала стриптизершей». Компьютер встрепенулся, застрекотал, сообщил, что считает слово «стриптизершей» ошибочным, и предложил поправку: «стриптиз ершей»!

– Во, видала? – всплеснул руками Генка. – Стриптиз ершей! Каких, к черту, ершей? Что это значит?

– А, это пустяки! Еще не такое бывает! Смотри! – засмеявшись, я оттолкнула Генку и застучала пальцами по кнопкам.

Компьютер решительно забраковал введенное мною прилагательное «мультиканальный» и услужливо предложил разбить его на два слова: «мультик анальный». Совершенно неприлично стали выглядеть и отредактированные машиной методом простого деления глагол «отмелькала», и родительный падеж существительного «культурология».

– Ну, ты даешь! – в полном восторге Генка стукнул кулаком по столу. – Это что же получается? Получается, эта хваленая умная машинка просто-напросто слов таких не знает, да?