– Что… что вы хотите сказать?

– Что я приглашаю вас на ужин.

В 15:00 всё и все были на месте. Неплохо для отъезда, намеченного на полдень. Морван был готов к тому, что счет опозданию придется вести на дни.

На площадке перед ангаром он ощутил прилив гордости: его «антонов», Ан-32, стоял в полной готовности. Огромный корпус подрагивал в завихрениях пыли, как космический корабль на мысе Канаверал. Он умудрился зафрахтовать аппарат всего за три дня – истинное чудо для Лубумбаши.

Все столпились у самолета. Он согласился взять на борт пассажиров – тех, кто, несмотря на риск, хотел двинуться на север, чтобы воссоединиться с семьей. Он действовал не из человеколюбия: местные «службы» получали мзду за каждое место, а в обмен закрывали глаза на этот полет, который официально как бы вообще не существовал.

К моменту, когда собирались закрыть грузовой отсек, появился Мишель и с ним несколько его людей, бодрой рысцой толкающих перед собой тележки из супермаркета, заполненные коробками. С возвращением, африканский гротеск. И сразу «антонов» предстал перед Морваном тем, чем он и был: допотопной грузовой колымагой, помятой, как гигантская консервная банка. А чернокожие, скучившиеся у трапа, – голытьбой, которую ждет неминучая смерть.

Он подошел к Мишелю и открыл одну из коробок: там лежала несвежая и плохо сшитая военная форма.

– Это еще что?

– Для них, шеф.

Сноп указал на здоровяков в шортах и майках, которые, весело скалясь, окружали его.

– Они же наши солдаты, папаша. Мы должны их приодеть.

Кабонго пообещал ему военную поддержку, но это была поддержка по-африкански. «Господин Рудник» просто дал ему разрешение вырядить любого субъекта официальным солдатом.

Морван кивнул: их было всего с десяток, но он мог нанять еще в хвосте самолета, когда они приземлятся. Эта мысль повлекла за собой другую: по-прежнему никаких новостей от Жако – его партнера, работавшего на месте. Последний мейл от него пришел дней десять назад. Закончена ли работа? Или все смылись на землеройных машинах?

Он взобрался в самолет, и от открывшегося ему ошеломляющего зрелища у него вырвалось смачное «мать твою!». Салон простирался метров на двадцать: ни кресел, ни ремней безопасности, ничего, что напоминало бы туристические полеты. Вся толпа ютилась там, среди коз, свиней, всевозможных тюков, корзин, набитых фруктами и растениями, чемоданов и ящиков, а в глубине, отделенные хилой решеткой, были закреплены как бог на душу положит его собственные самосвалы и внедорожники.

Иллюминаторы играли роль театральных прожекторов, бросая яростный свет, не упускавший ни единого оттенка в пышных расцветках бубу, платков и тканей. Черные лица, хрупкие затылки, обнаженные плечи женщин – все было высечено из темного блестящего камня. Искрящийся минерал, чьи отсветы повествовали о процессе возникновения человека.

Он пошел поприветствовать командира – русского по имени Чепик, который работал по старинке: три-четыре года аварийных посадок, войн и болезней – и он вернется домой с набитыми карманами. С затуманенным взглядом, уже выдыхая водочные пары, пилот вроде бы не совсем уловил последние указания. Морван не стал настаивать и вернулся в салон.

Для него был забронирован трон – садовый стул, возвышающийся над пассажирами, сидящими на полу. Трон он проигнорировал и устроился среди семей и скотины. Прислонил сумку к перегородке и облокотился на нее. На него напал кашель: воздух был насыщен пылью и испарениями маниоки. Все еще на ногах, Мишель суетился, помахивая блокнотом: он не умел ни читать, ни писать, но данный аксессуар был крайне важен для его роли администратора.