Обе супружеские четы были дружны с родителями донора, а к его детям относились почти что по-родственному. Часто появлялись, готовы были в случае чего помочь словом, советом и делом. В этом не было ничего удивительного. Юг, однако. Все знали всех в определенном секторе, плантаторов связывала не только и не столько кровь, сколько дух этих земель. Ну и понимание того, что только держась друг за друга, они представляют силу. А если связи нарушить – по отдельности им не устоять. Против кого? Да хотя бы против тех господ с севера, от которых на юге да-авно уже не ожидали ничего хорошего. Никакого единства между южными и северными штатами не было где-то с начала века. А к середине легкое недоверие переросло в открытое противостояние и глубокую неприязнь.

И дело было не только и не столько в самой рабовладельческой системе Юга. Это так, верхний слой, удобный и эффектнее всего выставляемый напоказ. На самом же деле бал правила ее величество Выгода! Экспорт хлопка, а в меньшей степени и иных выращиваемых в южных штатах культур, приносил очень большие деньги. Но вот промышленные товары и предметы роскоши южанам было гораздо выгоднее завозить из той же Европы, нежели покупать на Севере. И это с учетом того, что стоимость заокеанских товаров нехило так вырастала за счет транспортных расходов.

О чем это говорило? О феноменальной жадности финансовых воротил Севера, которые, имея возможность снизить цену, нипочем не желали этого делать. Ага, та самая погоня за сверхприбылями, от которой эти господа не отказались вплоть до следующего тысячелетия! Уж я в этом на своей шкуре убедился, имел такое сомнительное удовольствие.

Зато были истеричные вопли на самом верху. Равно как и попытки вместо снижения цен на свои товары ввести огромные пошлины на иностранные. Мало им было и так больших налогов, которые уплачивали плантаторы.

К слову, это лишь одна из причин конфликта, пусть и из числа наиболее весомых. Имелись и другие, куда более заковыристые. Впрочем… Сейчас всех нас ждал хорошо приготовленный и роскошный ужин. Следовало сначала отдать должное ему, а уж потом переходить к более серьезным и не столь приятным делам.

Ранний ужин шел хорошо. Достойное общество, легкие застольные беседы, чередуемые подачей новых блюд. Правда в кухне отчетливо прослеживались испанские мотивы, ну да учитывая личность повара, оно и неудивительно. К тому же гости удивлены не были. И правда, чему тут удивляться, если оно длится много лет подряд?

Обсуждали дела на моей и окрестных плантациях, планы насчет реализации хлопка, проблемы с воспитанием детей и внуков – это уже Уэйны и Бакхорсты подняли тему, которая молодым поколением поддерживалась лишь из вежливости. Нас-то воспитывать точно не стоило, сами воспитались.

А затем, уже когда были поданы десерты и кофе, проскользнула тема, которую я не мог упустить. Причем поднял ее Роберт Бакхорст – седоволосый и кряжистый бородач, недавно разменявший шестой десяток. Суть темы – грядущие президентские выборы, насчет которых Юг пребывал в глубоком пессимизме.

– Этот пройдоха Линкольн! – размахивая дымящейся трубкой, рычал Бакхорст. – Я слышал, что республиканцы хотят выдвинуть его. Он, видите ли, «отвечает их идеалам и является компромиссной фигурой в вопросе о рабстве». Компромиссной! Пусть Господь покарает его одной из своих молний!

– Тише, дорогой… И ты знаешь, у нас на юге за этого, прости меня Боже, проходимца никто не отдаст свой голос.

– Я еще сдерживаюсь, Марта, – чуток сбавил громкость Бакхорст. – Но если ты думаешь, что я преувеличиваю, давай спросим у Виктора. Он хозяин дома, а значит, должен высказаться.