– Зачем?

– Зачем-то. Играет роль.

– Хороши игрушки! А что за семья? Я тут многих знаю.

– Отец семейства Роман Владимирович Левицкий, очень немолодой…

– Левицкий? – воскликнул журналист. – Знаю, конечно. Это наша городская знаменитость. Был у нас в театре главным режиссером, потом уехал за границу на несколько лет, потом вернулся… Давненько я о нем не слышал. Как он?

– Пишет мемуары, почти не выходит из дома по причине почтенного возраста и хворей. Жертва – его старшая сестра, с которой он много лет не поддерживал отношений. У него трое детей – Лика, младшая, будущая актриса, та, что написала мне – без царя в голове. Старшая – Лариса, которая не поддерживает отношений с отцом, и брат, журналист-неудачник.

– Ленька Левицкий! Да какой он журналист, недоразумение сплошное. Убитая его тетка?

– Да. А женщина, что разбилась, – жена Левицкого, то есть их мачеха. Намного моложе старого Левицкого. Все друг друга терпеть не могут, никто ни с кем не общается, а тут еще эти смерти. Леонид постоянно на мели, ожидает наследства, тянет из отца на жизнь. Старшая, Лариса, – адвокат, характер нордический. Младшая… та самая – отдельный разговор, очень странная особа, доложу я тебе. Семнадцати лет от роду, но врет, что двадцать, и все время играет роль. Кроме того, на голубом глазу вытаскивает из шкафа все семейные скелеты и приводит всякие порочащие подробности…

– А чего она хочет?

– Она считает, что должно произойти еще одно убийство, и просит вмешаться.

– Откуда она знает?

– Знаешь, что такое дедукция?

– Ну… выводы от общего к частному. Все люди смертны, Сократ – человек, значит, смертен… как-то так.

– Вот так примерно Лика и рассуждает. Убивают членов семьи, они все члены семьи, значит, их тоже… это самое.

– Глупости! Смерть мачехи, скорее всего, случайность.

– Скорее всего. Грубо говоря, вероятность пятьдесят на пятьдесят, но с каждым новым убийством кого-то из семьи вероятность того, что это случайность, уменьшается. Согласен?

– В общем… согласен. То есть ты думаешь, что… что ты думаешь, Христофорыч?

– Не знаю, Леша. Мало информации. Может, ты по своим каналам… – Монах выразительно посмотрел на журналиста.

– Что именно?

– Сначала по тетке. Было ли ограбление, следы взлома, кого подозревают, угрозы, телефонные звонки… словом, все, что у них есть.

– Кое-что я уже знаю, – сказал Добродеев. – Она получила несколько почтовых открыток без текста и обратного адреса, там был только год… не помню точно, восемьдесят какой-то. Не то второй, не то третий. Версия… одна из версий – месть за вынесенный когда-то приговор. Они собираются перелопатить архивы и подобрать подходящие кандидатуры на роль убийцы.

– Восьмидесятые? Давненько. С какого перепугу убийца так долго тянул?

– Мало ли, всякие бывают обстоятельства. Может, кто-то из семьи осужденного…

– Бывают всякие, – покивал Монах. – Кто-то из семьи, говоришь? Прямо вендетта, как-то не по-нашенски, Леша, мы люди незлобивые, так долго ждать не будем. Узна́ешь?

Добродеев кивнул.

– И о гибели этой женщины, жены Левицкого. Ее звали Нора, она была актрисой. Откуда возвращалась – дело было на загородном шоссе, поздно вечером, они живут за городом; что с машиной, ну, там, неисправность… не знаю. Все, что выявила экспертиза, как-то так. Все, что сможешь. И еще. Что представляет собой Посадовка в данный момент? Во времена моей юности это был занюханный пригород, мы туда с Жориком ходили драться с местными пацанами и купаться в пруду. Помнишь Жорика?

– Конечно, помню! Как он?

– Нормально. Крутится.

– А бизнес? Никто больше не наезжал?