В четвертой главе подробно рассматривается вопрос о том, как большие перемены в жизни ставят перед нами новые сложные задачи, из-за которых труднее воздвигать и защищать барьеры власти, сдерживающие натиск конкурентов. В основе этих перемен – три революционные трансформации, определившие наше время: революция множества, характеризующаяся ростом во всем, начиная с количества стран до численности населения, уровня жизни, уровня грамотности и количества товаров на рынке; революция мобильности, в результате которой люди, товары, деньги, идеи и ценности перемещаются по всему миру (даже в самые отдаленные и ранее недоступные уголки планеты) в невиданных прежде объемах; революция ментальности, отображающая существенные сдвиги в мировоззрении, ожиданиях и надеждах, которые сопровождают подобные трансформации.

Отдельные аспекты этих трех трансформаций наверняка знакомы читателям, однако вопрос о том, как в результате каждой из них власть становится проще обрести и труднее использовать или удержать, ранее в таком объеме не исследовался. В четвертой главе рассматривается, как именно эти серьезные перемены сдвигают барьеры власти и усложняют ее эффективное использование. Результат этих перемен существенно затруднил деятельность крупных централизованных организаций, чьи солидные активы уже не гарантируют лидерства, а в некоторых случаях и вовсе являются недостатком. Обстоятельства, при которых применяются различные виды власти, в том числе подавление, принуждение, убеждение и побуждение, изменились таким образом, который до определенной степени ограничивает, а то и вовсе нивелирует преимущества масштаба.

Перемены, которые мы рассмотрим подробно, оказались на руку многим новаторам и новичкам в разных сферах, в том числе, увы, пиратам, террористам, мятежникам, хакерам, торговцам людьми, фальшивомонетчикам и киберпреступникам{15}. Однако эти перемены также открыли новые возможности для продемократических активистов (равно как и для мелких политических партий узкой и экстремистской направленности) и альтернативные пути к политическому влиянию, которые позволяют обойти или вовсе сломать формальную и жесткую внутреннюю структуру политической номенклатуры, причем как в демократических странах, так и в странах с репрессивным режимом. Когда горстка малайзийских активистов летом 2011 года решила “оккупировать” площадь Независимости в Куала-Лумпуре, подвигнув тем самым “индигнадос” (от испанского in-dignados – “возмущенные”) разбить палатки на площади Пуэрта-дель-Соль в Мадриде, мало кто мог предвидеть, что это выльется в “Захвати Уолл-стрит” и акции протеста в 2600 городах по всему миру.

И хотя эти и подобные им протестные движения так и не привели к существенным политическим переменам, их влияние достойно внимания. Известный историк 1960-х годов Тодд Гитлин заметил: “Кардинальные перемены в общественных дискуссиях, на которые в давно минувшие шестидесятые ушло немало времени – потребовалось три года, чтобы люди заговорили о кровопролитной войне, недостаточном благополучии, ущербной политике и невыполнении демократических обещаний, – в 2011-м совершились за три недели”{16}. С точки зрения скорости, степени воздействия и новых форм горизонтальной организации движения “Оккупай” обнажили ослабление некогда принадлежавшей традиционным политическим партиям монополии на средства, с помощью которых члены общества выражают свои надежды, претензии и требования. “Арабская весна”, начавшаяся в 2010 году на Ближнем Востоке, и не думает заканчиваться: более того, она продолжает распространяться на новые страны, причем отголоски этих волнений ощущают авторитарные режимы по всему миру.