– Девятый час, – констатировал он с сожалением. – День, почитай, уж три часа как начался, а мы все еще в постели.

– С кем мы встречаемся сегодня? – она соскользнула с кровати, ловкая, стройная, но отнюдь не худая.

«Женщина, как женщина. Молодая, вот в чем, наверное, дело. А я старый…»

– Желающих много, – он тоже встал. Получилось не так естественно, да и внешностью гордиться не приходилось. Желания красоваться «в чем мать родила» Генрих не испытывал, скорее, наоборот. – Но кое с кем встретиться просто необходимо.

– Возьмешь с собой? – Она одевалась без спешки, методично отыскивая детали своего туалета, разбросанные по всей комнате, и заменяя – по ходу дела – то или это на вещи из шкафа.

– Всенепременно. А скажи, Тата, ты разве не собиралась увидеться со своей подругой? Как же ее? Ольга Берг, кажется, или я что-то путаю?

– Не путаешь, – повернула голову, посмотрела из-за плеча. Внимательный взгляд, тонкая кость обнаженного плеча. – Она Станиславская по мужу, – слова медленные, с подтекстом, как капли, падающие в воду с большой высоты. – Дмитрий был военным. Служил в охотничьем полку. Поручик – парашютист…

– Кабул? – спросил Генрих, прикидывая, где мог служить офицер-разведчик, погибший, судя по подтексту, в недавнее относительно время.

– Восточный Туркестан.

– Вот как, значит, Сянцзан, – кивнул Генрих. – Восстание уйгуров…

– Там, – подтвердила Наталья, отворачиваясь.

– Не хочешь с ней повидаться?

– А ты?

– И я бы не отказался. Разговор у нас вчера занятный получился, но, как ты помнишь, завершить его мы не успели.

«Берг… – вспомнил он. Кто бы мог подумать! Но портрет Серебряковой, вот главная интрига! Как же зовут ее мать?»

– Что ж, – пожала плечами, – девятый час, говоришь? Давай позавтракаем, и я ей позвоню. Здесь есть телефон?

– Обязательно есть. Как же в наше время и без телефона?

– Я могу им воспользоваться?

– Ни в чем себе не отказывай! – он прошел на кухню и стал варить кофе. Ему было любопытно, кому сейчас звонит Наталья, но не настолько, чтобы подслушивать. В конце концов, об этом и о многом другом ему чуть позже доложит Людвиг. А пока…

«Кофе и бутерброд с ветчиной! Могу я позволить себе съесть наконец что-нибудь человеческое?»

Под «человеческим», как и всегда, понималась простая сытная пища. Не то чтобы Генрих не понимал гурманов. Понимал. И под настроение мог составить им вполне компетентную компанию. И все-таки, если речь заходила о еде, которая ему по-настоящему не надоедала, то это совсем о другом. Отварной картофель, печеная кукуруза, тушенная с перцем и томатами фасоль. Макароны по-флотски, гороховый суп на копченых свиных ребрах, холодец…

Все-таки, хочешь или нет, но положение обязывает, и по счетам попробуй не заплати. Натали прошлась по квартире, нашла телефонный аппарат, закурила папироску и начала накручивать диск. Первым делом – а начинать всегда следует с самого паскудного – набрала номер телефона конспиративной квартиры Годуна. Юрий Львович Павловский, известный в леворадикальном подполье под псевдо Годун, жил, практически не скрываясь. Он являлся – и не по легенде, а на самом деле – успешным и состоятельным частным поверенным, вполне официально вел в императорских уголовных судах дела анархистов, коммунистов и социалистов, со всеми был знаком и встречался открыто даже с теми из «этих всех», кто находился на нелегальном положении. Такое сложное существование между двумя отрицающими друг друга мирами позволяло, среди прочего, эффективно маскировать активное участие в работе боевой группы. Но вот уже об этом знали совсем немногие, и Натали – как раз по случаю – была одной тех, кто знал это наверняка. Павловский являлся ее непосредственным командиром, насколько это вообще возможно в анархистской среде. Ну, а на конспиративной квартире – во всяком случае, той, о которой знала Натали – Годун содержал любовницу, что было, ужас, как практично. Во всех смыслах, если быть искренним. Ну, а в случае провала всегда можно покаяться в меньшем грехе. Перед женой, вот в чем соль, а не перед жандармскими дознавателями.