Грушевое дерево наклонилось, будто головой кивнуло.
- А когда мы рвём яблоки, апельсины – тебе не больно? – уточнила я.
Дерево затрепетало листочками, и это, по видимому, означало, что усадьба не имеет ничего против, если мы будем собирать фрукты и ягоды.
- А что насчёт дров? – продолжала допытываться я. – Сегодня мы собирали валежник, но он скоро закончится. Нам можно ломать ветки или срубить дерево?
Грушевое дерево словно застыло, и я поняла, что волшебному дому это совсем не понравилось.
- Понятно, - утешила я его. – Ладно, мы не будем. Но надо позаботиться о дровах… Значит, ещё один пункт в расходы.
- Опять с деревьями разговариваешь? – в комнату заглянула Ветрувия. – Я пошла, договорюсь насчёт повозки. Возьму немного варенья, чтобы задобрить синьора Луиджи.
- Слушай, тут ещё проблемка нарисовалась…
- Что ты нарисовала? – не поняла Ветрувия.
Я только вздохнула. Она была, конечно, мировой подружкой, но разговаривать с ней было тяжеловато. Стараясь подбирать слова и выражения попроще, я объяснила, что скоро надо будет позаботиться о том, чем топить печь. Или переходить на холодный паёк, чего бы очень не хотелось. Жара жарой, но иногда хочется съесть и горячий супчик, и зажаренную рыбку.
- Вобщем, деревья ломать и рубить здесь нельзя.
- Это тебе дрова сказали? – поразилась Ветрувия. – То есть деревья?
- Угу, - подтвердила я.
- Надо поговорить с дровосеками, - задумчиво сказала она. – Но пока у нас нет денег, чтобы платить им.
- Значит, надо поторопиться с вареньем, - сделала я вывод. – Решай насчёт повозки, а я пошла искать, в чём мы повезём товар на продажу. Надо отобрать горшки покрасивее и вымыть их.
С горшками я разобралась быстрее, чем Ветрувия с лошадью, и когда на террасе были выставлены двадцать глиняных пузатых горшочков, чтобы обсохнуть на солнце после мытья, делать мне было решительно нечего.
Я послонялась по саду, но было слишком жарко, и я вернулась в дом. Сейчас можно было бы посмотреть какой-нибудь сериальчик или почитать книгу, но из книг у меня была только книга о варенье, составленная принцессой Гизеллой. Что ж, сойдёт и это.
Я села на пороге, прямо на полу, потому что здесь было прохладно от камня и сквознячка, и занялась записками Абрама Соломона по мотивам древних рецептов. Некоторые были очень интересными, и я закладывала между страничек травинки, чтобы потом использовать рецепты для варки каких-то особенно деликатесных варений.
Чего, например, стоил рецепт уваривания груши с молоком! А ещё было варенье из яблок и сельдерея, и варенье из мяты, и из моркови с лимоном… Что-то было знакомым, что-то удивляло ингредиентами или способом приготовления – например, троекратное вымачивание лимонов с содой, прежде чем варить. Я так увлеклась чтением, что не заметила возвращения Ветрувии, и увидела её, только когда она поднялась по ступенькам.
Она сообщила, что договорилась насчёт повозки, и что со следующей недели дровосеки будут носить нам хворост по цене двух медяков за одну вязанку. Но медяков у нас не было и в помине, поэтому на следующий день, чуть свет, мы с Ветрувией занялись тем, на чём очень рассчитывали заработать – вареньем.
Вчерашние яблочная и черешневая заготовки были подварены ещё в течение нескольких минут, а потом отправлены остывать, а мы занялись апельсинами, которые отмокали ночь напролет.
Мы поварили апельсины в той же воде в течение часа или больше, потом я добавила сахар – на глаз, постаравшись, чтобы сахара было столько же по весу, сколько апельсинов, и после этого начиналась уже знакомая Ветрувии работа – поддерживать ровное пламя в жаровне и мешать, мешать, мешать…