Несмотря на то, что большая часть производств давно закрылась, оставшиеся заводы умудрялись дымить так, что иной раз солнце едва проглядывало сквозь эту завесу. Иногда улицы наполнялись острым запахом какой-то омерзительной химозы, от которой хотелось кашлять и чихать. А местный воздух, казалось, аж звенел от прозрачности.

Мой взгляд упал на пару сосен через дорогу. Вообще, сосен там было довольно много, но эти две словно специально были созданы для гамака. Для моего гамака. Да, они находились не на нашей территории, но соседний участок был пуст, судя по виду, уже давно, а со всех остальных сторон был только лес. Конкурентов не было.

Разве станет кому-то плохо от того, что я повешу гамак напротив своего участка в общем лесу?

Я взяла из коридора свой дорожный пакет и пошла в баню умываться. Вода еще не остыла с вечера, поэтому я справилась довольно быстро. Это оказалось намного проще, чем я ожидала – примерно так же, как в городе, когда отключают горячую воду. Не так уж и сложно жить в деревне, если сосредоточиться на позитивных моментах, а не зацикливаться на недостатках, как я обычно делаю.

Маринка уже сидела на крыльце, подставив лицо теплому солнышку.

– Загораешь?

– Просто кайфую.

Она открыла глаза и мечтательно посмотрела на меня.

– Скорее бы пенсия. Куплю себе дачу и буду на все лето уезжать! Вот так буду садиться на крыльцо и сидеть с утра до вечера.

Я хмыкнула. Можно подумать, пенсионеры именно так и проводят время на даче. Кто ж тогда все эти бабулечки, которые спешат на электричку с огромными рюкзаками за спиной и парой ведер в руках?

Насколько помню, бабушка Мила постоянно чем-то занималась на огороде – сажала, поливала, полола. Она уезжала из города весной, а возвращалась только осенью, с первым снегом. Наверное, иногда и сидела на крыльце, но точно меньшую часть своего дачного времени.

Даже самые почтенные бабушки, попав в огород, обретают вторую молодость и третье дыхание и начинают пахать, не хуже трактора. Что за сила земли их питает – для меня загадка.

К обеду мы все уже умылись, раскачались, и даже успели перекусить.

– Какие у нас на сегодня планы? – деловито потер ладошки Тарас. – Я могу вскопать землю в теплице, попробую взбодрить грядки.

– Я предлагаю побродить по Рябиновке, – вполне в своем духе предложила Маринка. – Провести разведку боем, так сказать. Познакомимся с соседями, присмотримся где тут что находится.

Мне не хотелось ни копаться в грязи, ни общаться с местным населением, поэтому я выдвинула третье предложение:

– У нас еще осталось мясо, если его не пустить в дело, то оно протухнет. На озеро идти не вижу смысла – снова прибегут дружелюбные аборигены, а у меня пока нет желания вливаться в сельскую тусовку.

– У тебя его никогда и не будет, – пожала плечами подруга. – Но надо, Витек, надо. И ты, кстати, обещала.

– Что обещала? – разозлилась я. – Кормить своими шашлыками полдеревни?

– Перестать делать вид, что тебя воспитала стая диких волков, которых ты съела, когда выросла!

– Кстати! – спохватился Тарас, метнулся в дом, пошуршал пакетами и вернулся, неся в руках какую-то штуковину. – Совсем из головы вылетело! Вот – для диких волков!

Он протянул нам какое-то радио с камерой на ремнях. Мы уставились на прибор с непонимающим видом, переглянулись и одновременно вопросительно посмотрели на Тараса.

– Ты видишь мой взгляд? – не выдержала я первой. – Он означает, что я ничего не понимаю.

– Что это? – более конкретно уточнила Маринка.

– Фотоловушка, – радостно оповестил нас мой мужчина. – Теперь мы сможем получить фото животных в дикой природе, если установим ее в нужном месте. Думаю, лучше где-то на озере.