– Будь ты проклят! Проклят! Где ты был?! Где ты был, когда мама умирала?! Почему не защитил ее?! Почему?! Ты ведь говорил, что не дашь ее в обиду! Что всех за нее порвешь! А ты… а ты…

Она захлебнулась слезами, побелевший Николай обхватил ее за плечи, яростным, кинжальным взглядом обведя комнату по кругу. Глаза сразу потупились, взгляды уткнулись в чашки – люди сделали вид, что ничего не заметили. И тогда Николай увлек девушку в другую комнату – благо, что их было тут предостаточно.

Взгляд разведчика автоматически отметил, что в квартире неожиданно пусто – Валя любила загромождать комнаты диванчиками, диванами, тахтами, пуфиками и всякой такой мещанской ерундой, смеясь, говорила, что настрадалась в детстве, когда он сталкивал ее с единственного дивана напротив телевизора, и теперь отыгрывается за всю свою юность.

А еще она любила картины, скупала всякую дребедень, мня себя маститым искусствоведом – наивная, ей всучивали всякую мазню, то «под Айвазовского», то «под Врубеля», и она искренне считала, что этот кич стоит своих денег и что ее вложение с каждым днем растет в цене. Как ни странно – ей везло, и картины, которые Николай считал совершеннейшей дрянью, вдруг кто-то покупал, и прибыль, бывало, составляла тысячи процентов.

«Дурочкам везет!» – смеялся он, а Валя лишь хохотала и норовила выдать ему пендаля. «Высокие родственные отношения!» – как однажды, хихикая, определила Нюська.

Не было и каминных часов, купленных Валей где-то в деревне, совершенно случайно и глупо – зашла купить молока и увидела эту монументальную штуку, покрытую куриным пометом. Отремонтировали, отчистили – ей предлагали за них пять тысяч баксов, но Валя не отдала, считая, что часы стоят гораздо дороже. Скорее всего так и было.

Тут же заметил разбитое, перекошенное пластиковое окно – по нему будто кто-то ударил со всего размаха, тяжелым табуретом, проламывая сразу помутневший прозрачный пластик.

Не было люстры, которая висела в зале, вместо нее – пустой крюк, и с замиранием в сердце Николай понял – тут. Она повесилась тут.

В спальне Нюськи остался только старый стул с высокой спинкой да табурет – оба остались еще от родителей. Старые, но крепкие, как и многое из того, что делалось в советское время. Их давно следовало выкинуть, но рука не поднималась – на этом стуле любил сидеть отец, а этот табурет мама придвигала к столу, когда приходил кто-то из гостей. Дерево хранило тепло рук родителей, и выбросить их означало истончить и так уже тонкую нить, протянувшуюся в прошлое.

Николай усадил Нюську на стул со спинкой, сам уселся на табурет, широко расставив колени и наклонившись вперед, к заплаканному лицу, с которого слетел европейский лоск. Теперь это была просто зареванная русская девчонка, только что похоронившая маму. И плевать ей на всю Европу и Америку, вместе взятые! Пусть они сдохнут! Лишь бы мама жила…

– Что случилось, Нюся?! – максимально бесстрастно, подавив порыв крикнуть, спросил Николай. Его потряхивало, как перед боем, но железная воля подавила дрожь – как и обычно, как и всегда.

– Мама повесилась, – бесстрастно, пусто прошептала девушка. – Взяла и бросила меня! Бросила! Она меня бросила! И ты бросил!

– Я не бросал! Я был в командировке! – проскрипел зубами Николай. – Рассказывай по порядку! Ну!

Последнее слово он произнес яростно, выдохнул, будто жаром пыхнула огромная сталеплавильная печь, и Нина чуть отшатнулась, будто испугавшись его порыва. Потом вздохнула и так же пусто, бесстрастно начала рассказ:

– Она в долгах запуталась. Насколько я поняла – взяла большой кредит на что-то, на что – не знаю. Миллионы долларов! И ее кинули. Подробности мне неизвестны – ты же знаешь… знал маму, она насчет работы молчит как рыба. Мол – не твое дело. Ну вот… начали на нее наезжать – бандиты приходили. Коллекторы вроде как… соседи рассказали. Кричали, ругались. В общем – все очень плохо. Она записку оставила, что перевела на мой счет какие-то деньги, я еще не проверяла. Написала, что виновата передо мной и перед тобой, дядь Коль… Что вложила деньги и ее обманули, а теперь угрожают, и чтобы уберечь меня – она приняла такое решение. Вот и все.