– А у вас кофе кубинский есть? – спросила Орли.

– М-м… – замялся официант. – Извините, сейчас нет.

– Ну, тогда два двойных эспрессо.

Глеб потихоньку разглядывал Орли. Искусно потёртые джинсы Lee, угги, толстый белый свитер ручной вязки.

– Зачем рестораны в лобовую выдают себя за часть другого мира? – спросила Орли и закурила тонкую сигарету Vogue. – Какая тут Гавана, кто поверит? Другое дело, если бы весело обыграли кубинскую тему. Салат «Борода Фиделя». Дайкири «Карибский кризис». Печёный кролик по-че-геварски.

– А у вас неплохое настроение для сегодняшней погоды, – усмехнулся Глеб.

Орли всё поняла, сощурилась и метнула в Глеба тёмный взгляд.

– Мы скорбящие, но мы не лохи, – спокойно сказала она.

– Э-э… «Большой Лебовски»? – опознал цитату Глеб.

– Вы прошли на третий уровень.

Глеб смотрел на Орли, и она ему всё больше нравилась. У неё были весёлые глаза и яркие, какие-то чёрно-красные губы.

– Отца я впервые увидела полгода назад, – сообщила Орли. – Он уже сильно болел, и понятно было, что скоро конец. Да, я не горюю. Потому что смерть была ожидаема, и я почти не знаю этого человека, пусть даже он меня и зачал. У меня и отчество от деда по маме.

– То есть у вас мать и отец жили порознь? Поэтому Оля и Орли?

– Я не из Москвы, – сказала Орли. – Из города Омутнинска, это под Кировом. Мать – школьная учительница. В восемьдесят пятом году к нам в город приезжал стройотряд из МИФИ. Студенты и аспиранты, в том числе и Лев Гурвич. Строили какой-то ангар. Мама подрабатывала на кухне и познакомилась с моим будущим отцом. Лето закончилось, Лев Гурвич уехал и забыл о маме. А я родилась в апреле восемьдесят шестого.

Глебу всё стало ясно. У него самого была такая же история, только на десять лет раньше, и вместо обаятельного еврея-математика и московского аспиранта был лихой ростовский казак и комсомольский лидер. А потом в городе Апатиты родился он, Глеб Тяженко.

– Отец вам помогал?

Орли засмеялась:

– Знаете, Глеб, если бы он помогал матери, я бы перестала его уважать. Ну, этим он будто бы признал свою вину. А он ни фига не признавал. Понравилась ему моя мать, вятская девчонка, – он и спал с ней, кто тут в чём виноват? Мать была гордая, не просила помощи – он ничего и не делал для неё. Он жил в своё удовольствие.

– За чужой счёт.

– Да уж конечно, ага, – скептически сморщилась Орли. – За свой счёт он жил. Просто он брал, если давали. Но ни у кого не отнимал.

Официант принёс кофе.

– А он вообще знал про вас?

– Ни сном ни духом. Святой человек!

– Вы чудесная дочь, Орли, – сказал Глеб и опустил взгляд в чашку.

– Не-е, я ещё та оторва, – гордо ответила Орли.

– А как в Москву вы попали? Поступили куда-то?

– Отучилась я у себя там, в Кирове. Я, кстати, тоже журналист, как и вы, Глеб. А сюда… Н-ну, в общем, я нашла, к кому переехать в Москву. Я, конечно, родину люблю, но там полная жопа, мертвяк. Уж поверьте мне.

По её лицу заметался румянец. Глеб понял, каким образом Орли устроилась в столице. Ничего нового: постель. Глеб и сам не отказался бы заполучить такую девушку в любовницы. Но Орли – дочь одного босса и знакомая другого. Лучше не рисковать.

– В Москве жить невозможно… – сказал Глеб то, что говорят всегда, когда чувствуют какую-то вину за то, что живут в Москве. – Пробки, экология…

– Тогда садитесь в свой «лексус» и стартуйте в дивный город Омутнинск, – понимающе усмехнулась Орли. – Чего не уезжаете-то?

За окном на тусклую улицу посыпался дождик. Белые полосы снежных газонов начало мелко дырявить чёрной рябью.

– А отец вам и в Москве не помогал, да? – переменил тему Глеб.