Христианину Савелию, проповедующему пассивное непротивление и смирение с царящим в мире злом, противостоит в поэме христианка Матрена Тимофеевна, глубоко убежденная в том, что «вера без дела мертва», что цель и призвание христианина на этой земле – активное добро, заступничество за правду, отстаивание достоинства тех, кто страдает от незаслуженных обид и унижений. При этом Матрена менее всего думает о себе, целиком отдаваясь праведному труду, семье, заступничеству за пострадавших и оскорбленных.

Так постепенно, по мере смены событий и героев, в поэме складывается, вызревает образ иного «счастливца», чем тот, которого ищут странники. Таким счастливцем окажется борец за высшую правду, за духовные святыни, за народные интересы. От Якима Нагого – к Ермилу Гирину, от Ермилы – к Савелию и далее к Матрене – по нарастающей – созревают предпосылки к появлению яркой народной индивидуальности, ищущей счастье не в том направлении, не на тех путях, по которым решились идти опрометчиво мужики-правдоискатели.

Далеко не случайно, по-видимому, колебался Некрасов в момент работы над «Крестьянкой» по поводу места этой части в художественном целом еще не сложившейся в его воображении поэмы-эпопеи. В черновом автографе у него встречается помета «из второй части», вполне оправданная самим развитием сюжета. Встречаясь с Матреной Тимофеевной, странники говорят:

Попа уж мы доведали,
Доведали помещика,
Да прямо мы к тебе!

«Ясно, – писал П. Н. Сакулин, – что „Крестьянка“ должна идти за 1 частью, непосредственно за главою „Помещик“, и составлять, значит, часть вторую».

Правда, некоторые исследователи указывали, что тут нарушается календарь сельскохозяйственных работ, естественное течение времен года: в «Первой части» – ранняя весна, в «Последыше» – сенокос, а в «Крестьянке» – осенняя уборка хлебов. Если «Крестьянку» поставить перед «Последышем», – эта естественность нарушится.

Но ведь в поэме Некрасова – не простое время, а условное, сказочное. На него прямо ссылается поэт, рассказывая о пути странников к Матрене Тимофеевне:

Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.

А обращаясь к Матрене, странники говорят: «Полцарства мы промеряли». При таком условно-сказочном масштабе странствия образ времени в поэме принимает, конечно, фантастический характер, не соответствующий реалистической хронологии.

Смертельно больной Некрасов, стремясь закрепить созревший в его воображении замысел финала, специально указывал, что финал этот сюжетно связан с главой «Последыш» и должен идти после нее. Что же касается подзаголовка «Крестьянки» «из третьей части», то, как справедливо полагает В. Г. Прокшин, «работа над эпопеей продолжалась, и порядок расположения частей Некрасов мог изменить, подобно тому как это сделал Лермонтов в окончательном варианте романа „Герой нашего времени“, не посчитавшись с последовательностью создания и публикаций вошедших в него частей». Такой же точки зрения, правда иначе аргументированной, придерживался другой авторитетный исследователь Некрасова – Б. Я. Бухштаб.

6

После «Крестьянки» в поэме намечается очевидный поворот в направлении народных поисков. Внимание странников переключается от персональных «счастливцев» к народному миру в целом. На вопрос Власа в «Последыше»: «О чем же вы хлопочете?» – странники отвечают не привычной формулой спора, а совсем иной:

Мы ищем, дядя Влас,
Непоротой губернии,
Непотрошеной волости,
Избыткова села!

Теперь у Некрасова предстанет в движении и развитии, в духовном становлении и росте не отдельная народная индивидуальность, а собирательный образ крестьянского мира.